Опавшие листья

Коллинз Уильям Уилки

– Мне очень жаль, если я сказала что-нибудь дурное, – начала она, задыхаясь от слез. – Простите меня, пожалуйста, и пожелайте мне спокойной ночи. – Амелиус взял ее за руку и простился с ней ласково и грустно. Она еще не вполне утешилась.

– Не можете ли вы, сэр? – Она неловко остановилась, боясь продолжать. Ее смущение было такое ребяческое, что Амелиус улыбнулся. Перемена, в нем происшедшая, возвратила ей смелость: прелестная улыбка заиграла на ее нежных, бледных губах. – Не можете ли вы, сэр, поцеловать меня? – сказала она.

Амелиус поцеловал ее. Пусть его осуждает тот, кто может честно сказать, что поступил бы иначе на его месте.

Он опять затворил дверь. Она была

совершенно счастлива теперь. Он слышал, как она пела, укладываясь в постель. Она напугала его в эту бессонную ночь. Он услышал крик боли или ужаса в спальне.

– Что случилось? – спросил он через дверь. – Что тебя напугало? – Ответа не было.

Две или три минуты спустя крик повторился. Он отворил дверь и заглянул в комнату. Она спала и, должно быть, видела страшный сон. Худенькая, белая ручка была поднята кверху, точно защищая голову. – Не убивайте меня, – бормотала она тихим, жалобным голосом, – не убивайте меня! – Амелиус нежно взял ее руку и положил на одеяло. Его прикосновение, казалось, имело на нее какое-то успокаивающее действие: она вздохнула и повернула голову на подушке, слабый румянец слегка окрасил щеки и опять сменился бледностью, она погрузилась в глубокий спокойный сон.

Амелиус вернулся на свой диван, сон его был очень тревожен.

Ночь прошла. Первые слабые лучи рассвета влились в комнату и разбудили его.

Он вскочил и посмотрел на дверь спальни. Что делать? Эта была первая его мысль при пробуждении: он начинал наконец чувствовать свою ответственность.

Глава XXIII

Хозяйка квартиры решила, что делать.

– Вы потрудитесь, сэр, тотчас же выехать из моего дома, – заявила она. – Я не требую недельной платы, потому что не предупредила вас. Это порядочный дом, и он должен во что бы то ни стало остаться порядочным. Амелиус объяснил ей все, обращался к чувству справедливости, к обязанностям доброй христианки. Но рассуждение, неопровержимое в Тадморе, в Лондоне никуда не годилось. Хозяйка была недоступна, как египетский сфинкс. – Если та тварь, что находится в спальне, не оставит моего дома через час, я пошлю за полицией. – Ответив таким образом на возражения своего жильца, она вышла из комнаты и хлопнула дверью.

– Благодарю вас за вашу доброту, сэр. Я сейчас же уйду и тогда, может быть, хозяйка простит вас.

Амелиус оглянулся. Простушка Салли все слышала. Она стояла в своем оборванном платье у дверей спальни и плакала.

– Погоди немного, – сказал Амелиус, вытирая ей глаза своим собственным платком, – мы уедем вместе. Я хочу купить тебе новое платье и не знаю, как это сделать. Не плачь, милая, не плачь!

В то время, как он говорил, вошла глухая служанка. Она тоже плакала. Амелиус всегда был добр к ней, а она была виновницей открытия, сделанного хозяйкой.

– Если бы вы предупредили меня, сэр, – говорила она в раскаянии, – я не сказала бы ни слова. Я вошла по обыкновению в вашу комнату с горячей водой и до того испугалась, что уронила кувшин и побежала опять вниз! – Амелиус остановил ее.

– Я вас не обвиняю, Мария, – сказал он, – я нахожусь в большом затруднении. Помогите мне, вы сделаете доброе дело.

Мария расслышала только часть его слов. Боясь говорить очень громко, чтобы не услышала хозяйка, он спросил, умеет ли она читать написанное. «Да, если крупно написано». Амелиус тотчас же написал крупными буквами то, что ему было нужно.

Мария была в восторге. Она знала поблизости лавку, в которой продавали готовое женское платье, ей понадобились только два куска шнурка. Одним она смерила рост Салли, а другим ее тонкую талию.

Амелиус, между тем, открыл ящик и достал последние деньги, которыми мог располагать. Он только что запер ящик, когда послышался голос немилосердной хозяйки, повелительно звавший Марию. Служанка подала шнурки Амелиусу.

– В магазине вам помогут, – сказала она, и поспешно вышла из комнаты.

Амелиус обратился к Салли. «Я пойду и куплю тебе новое платье», – заявил он.

Девушка его остановила, она не в состоянии была слушать дальше. Лицо ее мгновенно просияло. Она захлопала руками. – О, – закричала она, – новое платье! Чистое платье! Позвольте мне идти с вами.

Даже Амелиус понимал, что невозможно среди белого дня вести ее с собой в таком виде.

– Нет, нет, – сказал он, – подожди здесь нового платья. Я вернусь через полчаса. Запрись, если боишься, и не впускай никого, пока я не вернусь! – Салли колебалась, она казалась очень испуганной. – Подумай о новом платье и хорошенькой шляпке, – сказал Амелиус, говоря с ней, как с ребенком, которому обещают игрушку. Это на нее подействовало. Ее лицо опять просияло.

– Я сделаю все, что вы хотите, – сказала она. Он отдал ей ключ и тотчас же вышел на улицу.

У Амелиуса было одно достоинство, очень редко встречающееся у англичан. Он нисколько не боялся насмешек, когда совесть оправдывала его поступки. Улыбка и хихиканье продавщиц, когда он сказал, что ему нужно, и подал два шнурка, нисколько не рассердили его. Он тоже засмеялся.

– Не правда ли, – сказал он, – смешно, что мужчина покупает женские платья и другие принадлежности туалета. Но вот видите ли, она сама не может прийти, и вы посоветуете мне что купить, не правда ли? – Они так хорошо посоветовали молодому, красивому посетителю, что в десять минут он приобрел серый костюм для прогулок, черную суконную кофту, простую шляпку, пару черных перчаток и бумажку булавок. В ближайшей лавке он купил сундук для всех этих сокровищ, а первый попавшийся кеб довез его до квартиры ровно через полчаса. Во время его отсутствия случилось только одно событие. Хозяйка постучалась в дверь, закричала страшным голосом: «Еще полчаса» – и ушла, не дождавшись ответа.

Амелиус отнес ящик в спальню.

– Одевайся, как можно скорее, Салли, – сказал он и оставил ее одну наслаждаться новым платьем.

Когда она отворила дверь и показалась, перемена в ней была так разительна, что Амелиус не мог выговорить слова.

Радость окрасила ее бледные щеки и светилась в нежных голубых глазах. Преображенная счастьем и гордостью, она была самым прелестным созданием, из когда-либо виденных Амелиусом. Она побежала к нему и обвила обеими руками его шею.

– Позвольте мне быть вашей служанкой, – воскликнула она. – Я хочу всю жизнь провести с вами. Подбросьте меня! Я с ума схожу, мне хочется улететь из окна. – Она увидела себя в зеркало и вдруг стихла и приняла серьезный вид. – О, – сказала она с благоговением, – есть ли на свете еще шляпка, подобная этой. Посмотрите на нее, пожалуйста, посмотрите! – Амелиус подошел, чтобы взглянуть на шляпу. В эту минуту дверь гостиной без церемонии отворили, и Руфус вошел в комнату.

– Уже половина одиннадцатого, – сказал он, – и завтрак совсем остыл.

Прежде чем Амелиус мог извиниться, что совершенно забыл о приглашении, Руфус увидел Салли. Американец всегда был вежлив со всякой женщиной старой или молодой, к какому бы обществу она не принадлежала.

Он подошел к Салли своим обычным широким шагом и пожал ей руку.

– Как ваше здоровье? Я очень рад с вами познакомиться. – Девушка обернулась к Амелиусу широко раскрыв глаза от удивления.

– Пойди на минуту в соседнюю комнату, Салли, – сказал он. – Этот господин мой друг, и мне нужно с ним поговорить.