Опекун. Подарок под Новый год
Шрифт:
Я вроде должен радоваться, что она сама всё решила и хочет к маме обратно. Я ведь об этом мечтал, но сейчас мысль остаться без неё совсем не радует.
– Хорошо, – заставляю согласиться себя. – Завтра позвоню ей.
Выхожу из машины. Жду Раду, вместе заходим в дом. Навстречу нам вылетает Арина. И я совсем не рад её сейчас здесь видеть. Почему она не уехала? Я же сказал, ей чтобы она не ждала меня.
– О! Ты всё-таки нашёл эту мерзавку.
Глаза Арины полыхают злобой.
– Арина. Перестань. Следи за своим языком.
–
– Да. А тебе уже давно пора быть дома.
Вижу по ней, что она едва сдерживается. Красивое лицо исказилось, и смотреть на неё неприятно.
– Ты только посмотри, чем она занималась в своей комнате.
Арина суёт мне под нос какую-то книгу.
– А это не может подождать? Рада устала и я тоже.
– Не может, – рявкает она. А я едва сдерживаюсь, чтобы не выкинуть её за шкирку. – Прости, я вся на взводе. Просто не ожидала увидеть подобное.
Я открываю книгу, которая оказывается блокнотом. И вижу зарисовки карандашом. Очень качественные рисунки.
– Нет, ты не туда смотри , вконец отлистай.
Рада подлетает и пытается отобрать у меня блокнот.
– Ты рылась в моих вещах сволочь! – орёт на Арину.
– Ты извращенка, – в ответ орёт на неё Арина.
– Хватит! – басом повышаю голос и я, чтобы прекратить начавшуюся истерию.
Они замолкают. Смотрят на меня.
Я же открываю блокнот на последнем листе и вижу рисунок мужчины. В силуэте угадывается знакомое черты. Листаю ещё. Там ещё несколько рисунков: обнажённый торс, мужские ягодицы. А на следующей странице мой портрет. Прорисован детально, особенно привлекают глаза.
– Рада это твои рисунки? – спрашиваю её. Я удивлён такому мастерству.
Она кивает.
– Очень мастерски. Я бы даже сказал профессионально. Ты где-то училась?
Рада не успевает ничего ответить, как снова начинает голосить Арина.
– Ты только это заметил? А ты не обратил внимания, кого она рисует и как? Переверни страницу ещё и посмотри. Это же какой надо быть бесстыжей, чтобы рисовать своего дядьку голым.
От любопытства я переворачиваю ещё одну страницу и обалдеваю от детализированного мужского обнажённого тела. Пусть у него нет головы, но я каждый день смотрю в зеркало и понимаю, кого она рисовала.
Рада смотрит испуганно, но не на Арину, а на меня. Боится моей реакции.
– Художники во все времена в первую очередь учились рисовать человеческое тело. И мне кажется, у Рады это отлично получилось.
– Вы ненормальные! – кричит Арина. – Твоя племянница, извращенка, а ты даже на это никак не отреагируешь?
– Я последний раз повторяю. Ещё раз обзовёшь Раду, ноги твоей здесь больше не будет.
Арина вдыхает воздух, чтобы ответить, но замолкает. Снова пытается что-то сказать и снова замолкает.
– Хотя я передумал. Сейчас же собирайся и сваливай из моего дома.
– Тимофей, как ты смеешь?
– Я думаю, ты и сама уже поняла, что мы с тобой хреновая пара.
Глава 13.
Взгляд в потолок. Лежу уже…не помню сколько. Мне кажется, я даже все извилины и шероховатости на матовом потолке изучила, так долго в него смотрю. Прошла неделя, Тимофей не звонит, не пишет, не приходит. А обещал стать хотя бы другом.
Очередная солёная капля стекает в уголок глаза и катится по виску, теряясь в моих волосах.
Понимаю, что нет смысла лежать и жалеть себя, но ничего не могу с собой сделать. Не могу взять себя в руки и снова начать пререкаться с бабушкой. Или снова начать рисовать. Я уже неделю не рисую. Для меня это нонсенс. Но к карандашу даже не тянет.
Вспоминаю удивлённый взгляд Тимофея, когда он смотрел мой блокнот. Как я могла забыть его? Как?
Злюсь на себя и ругаю. Ведь это моё личное, в которое я никогда никого не пускала. А Арина словно мне всю душу изгадила, замарала единственное дорогое, что у меня было. Мои мечты, желания, которые я рисовала в блокноте и не смела никому доверить.
– Рада, девочка моя, что случилось?
В комнату входит бабушка. Я молчу. Мне ничего не хочется говорить. Она присаживается на кровать рядом со мной, гладит мои волосы.
– Нельзя же всё время лежать. Ты бы хоть поела.
– Не хочу, – заставляю себя ответить, ведь она не виновата в том, что творится в моей душе.
– Тимофей тебе что-то наговорил? Ты от него, как приехала, так не узнать совсем.
– Нет, бабушка. Всё хорошо.
– Если бы было всё хорошо, ты бы сейчас не лежала на кровати бледная, как мертвец. Что между вами произошло? Он обидел тебя? – шепчет бабушка, и я снова начинаю плакать. Лучше бы обидел. Я бы, наверное, так не страдала.
– Рада, ты скажи. Я ему тогда взбучку устрою. И ведь бессовестный игнорирует меня, трубку не берёт.
– Да ты что ба? Не надо ему взбучку. Он не обижал меня. Наоборот…это я…
– Ну ничего. Всякое бывает. Главное ты поняла, что вела себя неправильно. А Тимофей, я думаю, итак это понимает.
Судорожно вздыхаю, пытаюсь заставить себя успокоиться.
– Угу, – соглашаюсь с бабушкой, лишь бы она поскорее вышла.
–Дед ёлку привёз. Пойдём наряжать. У меня игрушки есть такие, каких ты никогда не видела. Старинные ручной работы. Хочешь, покажу?
Киваю, потому что понимаю, что от бабушки не отделаться. Она не оставит меня в покое, чувствует себя ответственной за меня. А может, и правда отвлекусь хоть немного. Мне уже от самой себя тошно. От своих страданий и соплей.
Ёлка, которую принёс дед, очень красивая. Мы с матерью чаще всего сосну покупали, потому что ёлки дороже. А дед именно ёлку принёс. Ещё и пушистую, не ободранную. Бабушка достаёт картонные коробки, в которых аккуратно упакованы игрушки. Они переложены ватой. Прежде чем вешать игрушку, я разглядываю маленькие фигурки, сосульки и шишечки. А бабушка рассказывает про каждую. Где, когда она её купила.