Операция «Эрзац»
Шрифт:
— Откуда и куда, сынок? — спросил он, отрезая ещё кусок сала. — На фронте-то побывал? Успел нюхнуть пороха? Я ведь старый солдат, видишь, хромаю. Это мне беляки в гражданскую метку сделали, мать-мачеха!
— Ну, как же, как же! — весело отозвался лейтенант и подлил Косову из бутылки.
— Благодарю-спасибо. — Косов опорожнил кружку. — А это, извиняюсь, что же такое будет? — он показал на непонятный пакет. — В смысле съедобности…
— В смысле съедобности у немцев это называется эрзац-мёд, то есть искусственный мёд. Оставлю вам, ешьте на здоровье, но никому не показывайте, а то начнутся вопросы:
Косов, хотя и был полупьян, но в словах лейтенанта ему послышалось что-то непонятное.
— Где же ты раздобыл этот немецкий мёд? — спросил Косов, перестав жевать.
— Друзья дали, любезный Михаил Григорьевич, друзья, — и, не давая Косову времени для новых вопросов, поинтересовался: — Так значит, ногу вам на гражданской беляки повредили?
— Именно! Состою на учёте, как инвалид гражданской войны. Когда, значит, Деникин под Орлом наступал… — начал привычно Косов.
— Любезнейший Михаил Григорьевич, сказки меня не интересуют, — прервал Косова лейтенант. — Не под Орлом, и не Деникин, а гуляли вы на Тамбовщине в бандах Антонова, там вас красные продырявили, и были вы за свои дела приговорены ревтрибуналом к расстрелу, да помог вам бог бежать. Так что пейте, ешьте и не играйте со мной в прятки, я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете…
Вилка выпала из рук Косова; в ужасе смотрел он на весёлого лейтенанта, ожидая, что тот сейчас его арестует.
— Прошу вас, закройте рот и продолжайте есть, — оказал лейтенант. — Можете меня не бояться, тем более что ночью я уйду в Стрельну.
— Выходит, вы… вы… как бы с той стороны, — выдавил, задыхаясь, Косов.
— Вы догадливы. Думаю, что и вы там будете… Но не стоит гадать, сейчас я должен подготовиться к дороге. Если не возражаете, я отдохну, идти придётся долго. Ступайте в соседнюю комнату и ждите, пока я вас позову.
Испуганный Косов послушно вышел, закрыл за собой дверь и рухнул на табуретку. Всё перемешалось в его сознании. Кто этот человек? Откуда он вёз узнал? О самом сокровенном… Даже покойная Настя и та верила, что ранен он белой пулей под Орлом. Только Ксения с мужем знали его прошлое. Значит, кто-то из них рассказал этому человеку то, в чём и сам Косов боялся вспомнить. Но зачем? Не иначе, чтобы запугать. И конечно, они знают, что этот лейтенант идёт к немцам, знают и хотят ему помочь. Что Ксения ненавидит советскую власть — это понятно: отец при нэпе имел магазин, большими тысячами ворочал, а кончил дни в Соловках. Да и сама Ксения! Ещё в октябре была офицершей, а теперь кто?.. Хорошо ещё, что фамилии у неё с мужем разные, а то бы и ей загреметь в тартарары!..
Косов сидел в темноте. Из-за тонкой перегородки слышалось тихое похрапывание гостя. Часы-ходики неутомимо отстукивали томительные секунды… В конце концов водка сделала своё дело, и, как ни был взволнован Косов, он всё же задремал…
Очнулся Косов от скрипа двери. На пороге, освещённое зыбким светом свечи, стояло белое привидение.
— Хочу попрощаться с вами, — сказало привидение голосом лейтенанта. — Ненадолго, любезнейший Михаил Григорьевич…
Окончательно проснувшийся Косов понял — гость надел маскхалат.
— Куда же вы? — пробормотал он.
— Туда, откуда пришёл. Теперь слушайте внимательно! Обо мне никому ни слова… если хотите остаться в живых. Ксения Петровна, очевидно,
— Да что вы… я ж понимаю, я сразу догадался… — Косов вдруг заговорил твёрдо. — Слышь, возьми меня с собой… Я этот путь через залив на Стрельну как свой дом знаю. Большевики мне — во как мозоли оттопали! Я немцам пригожусь!
— Не сомневаюсь. Но сейчас вы нужны нам здесь. Поэтому сидите на месте и ждите. Весной немцы сами сюда придут, вы откроете своё шорное дело и будете жить, как человек, без страха и сомнений. А теперь дайте мне ваши лыжи, мои украл какой-то негодяй. Оставляю вам свой вещмешок, в нём сало, сахар и две банки консервов.
— Вот уж спасибо! А то целую неделю харчусь только хлебом с картошкой. А лыжи сейчас принесу. У меня и лыжная мазь есть… Так что с богом, сынок, счастливой тебе дороги!
10. «Это не есть смешно»
Капитан Шот ещё раз перечитал донесение Несвицкого — Глухова и остался доволен. Для начала этот русский оказался довольно ловким и наблюдательным. Полученные от него сведения, несомненно, пригодятся разведке группы армий «Север». Но почему он вернулся из Ленинграда на сутки раньше? Надо выяснить. Шот взглянул на часы: без трёх минут девять. Сейчас Глухов должен явиться с докладом.
Вынув из ящика стола сигару и раскурив её, Шот раскрыл толстый блокнот. Восемьдесят страниц в нём были уже заполнены. На восемьдесят первой он вывел аккуратным каллиграфическим почерком: «Пополнить запас сигар». Это был специальный блокнот: начальник абвергруппы вписывал в него личные дела, предстоящие ему в Ленинграде, куда, как он был убеждён, немцы войдут не позднее апреля — мая будущего года.
Глухов явился ровно в девять. Шот встретил его своей обычной улыбкой.
— Здравствуйте, Глухов. Садитесь. Я читал ваше донесение, я вижу — всё получалось неплохо.
— Вы правы, господин капитан, всё обошлось хорошо.
— Я есть доволен вами. Вы имеет мысли. Это бывает не часто у русских, я правильно говорю?
— Русские бывают разные, господин капитан…
Шот перестал улыбаться.
— Не будем спорить, будем заниматься делами. Вы тут не сообщали главное. Я имею в виду мина…
— Мина передана по назначению, господин капитан… Помог телефон. Всё обошлось без сучка, без задоринки.
— Без чего?
— Русская поговорка — «без сучка, без задоринки». Она означает, что всё прошло хорошо, гладко. Но, к сожалению, ваши опасения подтвердились: о Хлебникове она ничего не знает, он ей не позвонил…
Шот поморщился:
— Это есть неприятно, но я оптимист, я надеюсь, что он не арестован… а убит. Однако будем продолжать. Вы много описали про умирание жителей. Вы имели это видеть вашими глазами или только слышать рассказы жителей?
— Моё донесение составлено исключительно на основании личных наблюдений.
— Очень хорошо. Что вы можете дополнять?
— Господин капитан, моё мнение таково: Ленинград сейчас можно взять чуть ли не голыми руками. Несколько пехотных дивизий, полсотни тяжёлых танков, хорошее прикрытие с воздуха — и Ленинград капитулирует. Жители сопротивляться не в силах, армия истощена, её боевой дух начисто подорван, голод, холод, страх сделали своё дело…