Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Любопытно — это все я успел передумать в тот момент или это поздние мысли, наложившиеся на картину закулисья? Конечно же — у них там «Зазеркалье», у нас — «закулисье».
Егор чуть не сшиб их министра Кюхельбекера — длинного типа с глубокими глазницами. На нем был черный строгий костюм, черные волосы разобраны на прямой пробор и расчесаны плотно к черепу. Егор застыл, прижавшись к министру, а чуть дальше в полутьме стояла инвалидная коляска, а в коляске сидел молодой человек, бессильно свесивший голову набок. Коляску держала за
Картинка зафиксировалась в сознании как статическое явление, и тут же пришло все в движение.
Я подхватил Егора, который от резкого столкновения с министром отлетел в сторону.
Соня Рабинова откатила кресло с юношей, приговаривая:
— Не волнуйся, Дениска, не расстраивайся. Тут все свои.
На мой взгляд, ее пациент и не собирался расстраиваться.
Из темноты вышел неприятного вида субъект в пожарном шлеме и длинном блестящем плаще. Велосипедист.
Я как бы узнавал детали мира, о котором наслушался столько, что поверил в его существование. И правильно, оказывается, сделал, что поверил.
Ну представьте себе, что вы начитались Дюма, скажем, «Трех мушкетеров», делаете шаг из своей спальни, оказываетесь на узкой грязной улице и слышите звон шпаг. Выглянули на площадь, а там мушкетеры дерутся с гвардейцами кардинала. А вам кто-то говорит: «Отойди с дороги, разве не видишь, что мы везем леди Винтер».
— Спокойно, — сказал я, глядя, как велосипедист достает металлическую дубинку. — Спокойно. Все идет по плану. Принимайте гостей, господин Кюхельбекер. Мы намерены наладить с вами добрые отношения.
— Пожалуй, вас никто об этом не просил, — разумно ответил министр. — Мы гостей не ждали.
Он отодвинул Егора, но держал его за плечо вытянутой рукой и приглядывался, будто старался узнать обретенного после многих лет разлуки племянника.
— Вот именно, — пояснил я. — Это и есть Егор. Вы с ним знакомы. Шесть лет назад он у вас побывал. И остался недоволен.
— Тебя трудно узнать, — сказал Кюхельбекер.
— Я же оказался у вас только потому, что хотел остановить молодого человека, но не успел. Я рад возвратиться домой немедленно, — продолжил я жизнерадостно. — Но боюсь, что это практически невозможно.
Кюхельбекер сделал понятный мне жест — остановил велосипедиста, который изготовился привести свое оружие в действие. Этот жест меня обнадежил.
— Вы правы, — сказал Кюхельбекер, не улыбнувшись мне в ответ. — И что же вы предлагаете?
— Я хотел бы узнать, когда обратный поезд.
— Не понял, — сказал Кюхельбекер.
Егор вдруг рванулся от Кюхельбекера, тот от неожиданности отпустил его, но я перехватил Егора раньше, чем его успел пришибить велосипедист.
— С вашего разрешения я обращусь к этой молодой даме, — сказал я, — чтобы узнать, когда мы могли бы вернуться обратно.
— Вы в самом деле не хотели сюда проникать? — спросил Кюхельбекер.
— Не
— А он? — Кюхельбекер уткнул упрекающий перст в Егора.
— А я хотел, — сказал Егор. — Хотел взять Люсю и немедленно от вас уйти. Навсегда. Чтобы не видеть вас, не знать о вас, не помнить о вас!
— Боюсь, что вы опоздали, молодой человек, — сказал Кюхельбекер, — поговорите с Соней.
Соня обратила ко мне спокойное широкое пухлогубое лицо, обрамленное черными вьющимися волосами.
— Скажите, — спросил я. — Скоро ли вновь откроется эта дверь?
— Щель?
— Дверь, щель, окно — разве это важно?
— Я не знаю. Но мы сюда скоро придем. Правда? — Она обернулась к министру.
Любопытно, подумал я, ей, очевидно, свойственно чувство времени, хотя Егор уверял, что они здесь времени не чувствуют.
Соня словно прочла мои мысли, продолжала:
— У господина министра есть песочные часы. Очень большие. И специальные люди-насечки.
— Они делают насечки на палках, — сказал Кюхельбекер, — чтобы я мог считать время. Я, и никто другой. Они переворачивают часы и делают насечки.
— Это, — сказал я, — как бы плановое открытие щели, правильно? Для встречи с Малкиным и другими людьми, для обмена.
— Правильно, — за Соню ответил министр.
— А открывается ли эта щель чаще?
Соня кивнула.
— И как я об этом узнаю?
— Как он узнает об этом? — Я понял, что министр тоже хочет, чтобы я убрался восвояси. Его не интересует содержание последних газет, выступление доброго министра обороны или новости из Дагестана.
— Он почувствует, — сказала Соня. — Только мы должны быть здесь поблизости.
— Вы можете это сделать? — настаивал я.
— Сейчас Денис должен отдохнуть, — твердо сказала Соня. — Я отвезу его к себе.
— Куда?
— Мы живем в библиотеке университета.
Сказав так, Соня спокойно повернула коляску и повезла Дениса к выходу. И все покорно пошли за ней. Не обладая ни силой, ни должностью, она была настолько уверена в себе, что эта уверенность передавалась и остальным. Впрочем, существование окна было важно для всех. Кроме ветеранов. Но, насколько я знал, ветераны также почему-то не трогали Соню.
Я пошел рядом с ней.
— Когда вы будете знать? — спросил я.
— Мне трудно ответить. Завтра. Вы знаете, что такое завтра? — спросила она так, словно в это слово она вкладывала свое особое понимание.
— Пожалуй, да.
Через задний ход, такой мне уже знакомый, мы вышли на улицу, и я впервые увидел и почувствовал воздух того мира. Егор описывал мне его, но так, походя — он говорил о серости дня и одинаковой серости неба.
Это было не совсем так. Небо над тем миром было жемчужным и по-своему красивым, такого цвета бывает слой облаков на рассвете, задолго до того, как поднимется солнце, когда слой облаков уже освещен, но его не коснулись прямые солнечные лучи.