Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы
Шрифт:
Эпилог X. Лауверса [16]
Многие удивятся, обнаружив в книге бывшего главы немецкой военной контрразведки о его работе в годы войны эпилог, написанный одним из его побежденных противников. Поэтому я дол-жен объяснить, почему так получилось.
В Голландии после войны появились многочисленные публикации, посвященные описанным в данной книге событиям. Все они основаны на немецких донесениях, ставших доступными для исследователей. Вследствие отсутствия информации «с другой стороны» эта драма оказалась изображена так, как она виделась немецкими глазами. Пусть об этом говорится вскользь и мимоходом, но складывается впечатление, что участвовавшие в ней голландские агенты фактически оказались непригодны к своей работе. Поскольку немецкая операция «Северный полюс» продолжала
16
Лауверс X. – во время войны лейтенант английской разведки и радист подпольной радиостанции «РЛС-Эбенезер». (Примеч. ред.)
После окончания войны на основе немецких донесений, которые послужили материалом для вышеупомянутых публикаций, в наш с Таконисом адрес посыпались обвинения – порой даже со стороны официальных лиц – в предательстве, которое и сделало возможным успехи немцев. Лишь то, что я вопреки всему остался в живых, позволило отчасти опровергнуть этот миф. К несчастью, мои погибшие товарищи уже ничего не расскажут. Поэтому я счел своим долгом воспользоваться предоставленной мне возможностью и попытаться оправдать их.
Агенты, которых МИД-СОЕ в 1941–1944 годах отправляло в Голландию, представляли собой очень пеструю толпу. Некоторые из них бежали из Голландии, другие приехали в Англию из самых разных стран мира, чтобы принять участие в освободительной борьбе. Они представляли все профессии и все слои общества и получили самое разное образование – от начального до университетского. Но всех их объединяла глубокая любовь к родине и слепая преданность командирам при исполнении своего долга. Давняя репутация, которой во всем мире пользовалась британская разведка, и тренировка, пройденная агентами, вознесли их доверие к своей службе почти до высот мистической веры. Без такого доверия никому из них не поручили бы исполнение предстоящих им опасных задач. Это безграничное доверие серьезно усилило испытанный ими шок, когда с борта самолета они попадали прямо в руки врагов.
По прибытии агентов враги часами держали их в убеждении, что они находятся среди друзей, поэтому понятно, почему агенты выдавали заранее обговоренные кодовые фразы, которые служили для лондонского штаба сигналом, что высадка прошла спокойно. Сами агенты ни в чем не виноваты. На следующий день после очередной доставки агентов в Голландию Лондон по радио требовал от них донесений. Легко догадаться, что агент, прибывший на место целым и невредимым, постарается сразу после прибытия сообщить, что у него все в порядке, не дожидаясь, когда его об этом спросят.
Пусть немцы и не говорили ничего подобного, попавших в плен агентов не могло не посетить подозрение, что в Лондоне окопались предатели. Такое подозрение вполне могло помешать некоторым из них предупредить Лондон, используя имевшиеся в их распоряжении средства, помимо кодового сигнала после прибытия. Но насколько я знаю этих людей, большинство из них, если не все, не могли не пытаться сообщить в Лондон о катастрофическом положении вещей. После войны я случайно узнал о подобных попытках, в ходе которых использовались как заранее обговоренные методы связи, так и особые, изобретенные самими агентами. На ум сразу приходит предупреждение Андринги агенту Дессингу и записка, которую Акки сумел переслать из Харена. Уббинк и Дурлейн тоже, разумеется, сбежали не для того, чтобы спасти свою шкуру. Пребывание в тюрьме в то время было менее опасным, чем бегство с минимальными шансами на успех. Они намеревались лично рассказать обо всем в штабе, поскольку все прочие попытки провалились. Тот факт, что англичане подыгрывали немцам, не может, как я уже говорил, считаться доказательством того, что агенты ни о чем их не предупреждали. Это заявление может показаться слишком смелым, но я делаю его, опираясь на личный опыт. Чтобы читатель этой книги мог разделить мое убеждение, я расскажу о своих испытаниях в плену. Я старался по мере возможности согласовать свой рассказ с событиями, о которых ведет речь Гискес, однако внимательный читатель заметит, что мое описание кое в чем отличается от описания Гискеса. Это неудивительно, так как некоторые моменты, о которых пойдет речь, были для Гискеса лишь несущественными деталями, теряющимися на общем фоне. Но для меня они имели такое важное значение, что неизгладимо запечатлелись в моей памяти.
Началом
Мне уже не первую неделю приходилось считаться с возможностью того, что немецкая служба пеленгации вычислит местонахождение передатчика. Но по практическим соображениям я мог пользоваться лишь одним из доступных мне мест – квартирой семьи Теллер на Фаренгейтстрат: лишь отсюда, благодаря длинной антенне, мне удавалось связаться с Англией. Я тщетно пытался найти более безопасное место, но всякий раз приходилось возвращаться сюда, чтобы поддерживать постоянную связь со штабом. Соответственно я был готов к полицейскому налету, хотя и не ожидал его в этот вечер. Поспешно убирая передатчик, я пытался сообразить, как мне поступить. Сперва я не считал ситуацию особенно опасной. Да, за углом стояло несколько полицейских машин, но, выглянув из окна, я убедился, что сама улица не перекрыта. Очевидно, сотрудники вражеского подразделения пеленгации еще не были вполне уверены, откуда ведутся передачи, иначе ворвались бы сюда сразу, едва услышав, как я веду настройку. Я был уверен, что нам удастся скрыться, если мы с лейтенантом Теллером спокойно выйдем на улицу и пойдем прочь, непринужденно беседуя. На случай обыска в квартале фрау Теллер должна была выбросить мой чемодан с передатчиком в сад.
Я засунул три шифрованных сообщения в карман и вышел из дома, не оставив ничего подозрительного, кроме самого передатчика. Наши нервы были напряжены до предела, но мы, спокойно разговаривая, прошли несколько сотен метров по Фаренгейтстрат в сторону Лан-ван-Мердерворт, не увидев ничего необычного. Казалось, худшее позади. Мы не могли оглянуться и посмотреть, что происходит у нас за спиной, так как это выглядело бы подозрительно. Однако, поворачивая на Кипрессестрат, нам удалось бросить взгляд за спину. Похоже, никто не заметил нашего ухода: все было спокойно.
Ускорив шаг, мы поспешили прочь по Кипрессестрат, и тут нас нагнали две машины. Из них, крича и размахивая пистолетами, выскочили около десяти человек и окружили нас, мгновенно поставили к стене и обыскали, но никакого оружия не нашли. Несколько недель назад я одолжил свой револьвер капитану ван ден Бергу и не получил его обратно. Но при мне обнаружили три шифрованных сообщения, которые я взял с собой, убаюканный ложным чувством безопасности, – и сейчас ими торжествующе помахали у меня под носом. Я проклял свою глупость. Теллера запихнули в одну из машин, и больше я ни разу не видел этого превосходного офицера и верного друга. Я оказался на заднем сиденье машины между двух немцев и только тогда осознал, что вероятность, которую я имел в виду уже несколько месяцев, стала непреложным фактом. Я схвачен, пленен. Игра окончена. Единственную возможность вернуться в Англию давало бегство, а мой арест представлял собой угрозу для друзей. Сам я лишился возможности действовать, но у меня оставалась важная задача – постараться предотвратить удар, нависший над товарищами и моей работой последних месяцев. В дальнейшем мне следовало вести себя в соответствии с инструкциями, которые я получил в ходе обучения в Англии.
Целью моей недобровольной поездки оказалась квартира Теллеров, где несколько немцев уже внимательно изучали передатчик, а остальные обшаривали комнату в поисках подозрительных материалов. Я знал, что их усилия окажутся тщетными, так как ничего подобного там не имелось. Так или иначе, ситуация была совершенно ясна – мой передатчик, три шифрованных послания и явно фальшивый пропуск недвусмысленно объясняли, кто я такой и чем занимаюсь. Я не мог сдержать широкой ухмылки, когда полицейский-недомерок с крайней торжественностью предъявил своему начальнику секретную бумагу, одновременно бросив на меня торжествующий взгляд. Настолько я мог судить, это была математическая формула, вырванная из блокнота лейтенанта Теллера. Со злостью и разочарованием полицейский увидел, как на лице его начальника промелькнуло выражение удивления и едва заметная улыбка. Поразительно, но этот немец явно обладал чувством юмора!