Опиумная война
Шрифт:
По ночам она лежала одна в темноте, снова и снова слушала призыв Феникса. Гипнотический шепот из другого мира отравлял ее сны. Искушение было таким сильным, что почти сводило ее с ума.
Цзян обещал, что она не сойдет с ума.
Но не сумел этого добиться. Он показал ей огромную силу, притягательную, чудесную силу, которая способна защитить весь город и всю страну, и потом запретил этой силой пользоваться.
Рин подчинилась, потому что он был ее наставником, а отношения ученика и наставника до сих пор
Но это не мешало ей приходить в сад, когда Цзяна не было в академии, и собирать в карман маковые зерна.
Глава 11
Главная колонна армии Федерации вступила в Синегард, даже не пытаясь скрыть свое прибытие. Да в этом и не было необходимости. Синегард уже знал, что они идут, а ужас, который внушала Федерация, давал ей большее стратегическое преимущество, чем фактор неожиданности. Войска шли тремя колоннами со всех направлений, кроме запада, где к Синегарду примыкали горы Удан. Над головами солдат развевались огромные алые знамена, залитые светом поднятых факелов.
«За Риохая» — было написано на знаменах. «За императора».
В «Искусстве войны» великий военный теоретик Сунь-цзы предупреждал, что не стоит атаковать врага, занявшего возвышенность. Он имеет преимущество в обзоре, и ему не придется доводить войска до изнеможения, затаскивая их наверх.
Мугенская стратегия вторжения показала Сунь-цзы большой кукиш.
Чтобы штурмовать Синегард с возвышенности, пришлось бы обойти горы Удан, а это задержало бы атаку Федерации почти на неделю. Федерация не дала Синегарду неделю. У нее хватало оружия и сил, чтобы взять Синегард снизу.
С наблюдательного поста на южной городской стене Рин смотрела на приближение сил Федерации — словно огромная огненная змея вилась по долине, окружая Синегард, чтобы сокрушить его и проглотить. Рин видела приближение Федерации, и оно вызывало у нее дрожь.
«Нужно прятаться. Кто-то должен сказать мне, что все будет хорошо, что это просто шутка, дурной сон».
И тут она поняла, что все время играла в солдата, изображала храбрость.
А теперь, накануне сражения, больше не может притворяться.
В горле клокотал страх, такой густой и липкий, что Рин почти задыхалась. От страха руки тряслись так, что она чуть не выронила меч. Из-за страха она забывала дышать. Ей приходилось волевым усилием впускать воздух в легкие, закрывать глаза и мысленно считать вдохи и выдохи. Страх вызывал головокружение и тошноту.
Это всего лишь психологическая реакция, уговаривала она себя. Это только у тебя в голове. Ты можешь это контролировать. Можешь отбросить.
Они же занимались этим на тренировках. Ее предупреждали о подобных ощущениях. Учили контролировать страх, превращать его в преимущество, использовать адреналин, чтобы оставаться начеку, побороть
Но несколько дней тренировок не могли избавить тело от инстинктов, а оно чуяло, что будет кровоточить, что ему будет больно, что Рин, скорее всего, умрет.
Когда она была так напугана в последний раз? Чувствовала ли она этот паралич, отупляющий ужас, когда ступила на ринг с Нэчжой два года назад? Нет, тогда она была зла и горда. Считала себя неуязвимой. Она с нетерпением ждала схватку, готовясь пролить кровь.
Теперь это казалось глупым. Ужасно глупым. Война — это не игра, где дерутся за честь и восхищение публики, где наставники позаботятся, чтобы никому не причинили вреда.
Война — это кошмар.
Ей хотелось заплакать. Хотелось закричать и спрятаться за чью-то спину, за спину солдата, и хныкать: «Мне страшно, я хочу проснуться от этого кошмара, пожалуйста, спасите меня».
Но никто за ней не придет. Никто ее не спасет. И проснуться невозможно.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Катай.
— Нет, — отозвалась она дрожащим голосом, больше похожим на писк. — Я боюсь. Катай, мы умрем.
— Нет, не умрем, — пылко возразил Катай. — Мы победим и будем жить.
— Ты ведь тоже произвел подсчеты. Их втрое больше нас. Победа невозможна.
— Ты должна в нее верить. — Катай так стиснул рукоятку меча, что побелели пальцы. — Третья дивизия прибудет вовремя. Ты должна убедить себя в этом.
Рин кивнула. Тебя тренировали не для того, чтобы ты дрожала и боялась, твердила она себе. Девчонка из Тикани, сбежавшая невеста, никогда не видевшая город, испугалась бы. Но девчонки из Тикани больше нет. Теперь Рин — кадет третьего курса академии Синегарда, солдат Восьмой дивизии, и ее научили драться.
И она не одна. В кармане лежат маковые зерна. Бог на ее стороне.
— Скажи когда, — попросил Катай.
Он занес меч над веревкой, удерживающей ловушку, которую они установили для защиты периметра. Катай сам ее сконструировал, ее нужно ввести в действие, как только враг окажется поблизости.
А враги были так близко, что Рин видела отсветы огней на их лицах.
Рука Катая задрожала.
— Еще рано, — прошептала Рин.
Первый батальон Федерации пересек черту.
— Пора.
Катай дернул за веревку.
Лавина бревен высвободилась и под собственной тяжестью покатилась прямо на главную колонну врага. Бревна скакали хаотично, дробя ноги, сокрушая кости с грохотом и хрустом. Поднялся страшный шум, и Рин на мгновение решила, что они могут выиграть сражение еще до его начала, серьезно покалечив атакующих. Катай истерически загоготал, схватившись за Рин, чтобы они и сами не упали, когда затряслись ворота.
Но когда стих грохот бревен, захватчики продолжили наступление под ровный ритм барабанов.