Оплавленный орден

Самаров Сергей Васильевич

– Я приказываю разгружать? – спросил Шевченко.

– А вы, Иван Иванович, хотели ящики в машине оставить? – спросил начальник штаба. – Разгружайте, конечно…

Старший прапорщик привычно развернулся через левое плечо и вышел.

– Я пошел за приборами? – спросил старший сержант Серегин.

– Иди, – сказал командир. – Николай Павлович, предупреди Шевченко, что снайперы от всех видов погрузочно-разгрузочных работ освобождены.

– Я уже предупреждал. Иван Иванович в курсе. Он снайперов уважает.

Тем не менее Валентинов вышел вместе с Серегиным вслед за старшим прапорщиком. Но вернулся раньше старшего группы снайперов и принес обещанную инструкцию. Инструкция была не слишком объемная, всего-то полтора листа компьютерного текста…

Глава одиннадцатая

Утром Устюжанин занялся своими непосредственными

обязанностями и лично проводил занятия с солдатами. В этой командировке больше половины отряда состояло из молодого пополнения, как говорят, не нюхавших пороха бойцов. Конечно, предварительную подготовку они тоже получить уже успели и моральную, и теоретическую, и в какой-то мере практическую, но практика на занятиях существенно отличается от практики на поле боя. Когда вокруг летают пули и из-за ближайшего камня или куста всегда следует ожидать появления бандитского ствола, состояние у бойцов бывает совсем иное, нежели на занятиях. Человеческий ум, как известно, в состоянии правильно оценивать ситуацию и руководить действиями человека только в двух направлениях. Редкие индивидуумы могут изначально сразу же выполнять три дела, чем славился когда-то Юлий Цезарь. Но достичь умения делать сразу три дела можно с помощью тренировок. И эта задача всегда ставится командованием при подготовке солдат спецназа ГРУ. Новичку трудно одновременно передвигаться под обстрелом по местности, чтобы выполнить свою задачу, например, выйти на позицию, которая отрежет бандитам путь к отступлению. При этом необходимо контролировать все пространство не только перед собой, но даже за спиной, что бывает часто, если не всегда, необходимо. И обязательно самому стрелять, прикрывая товарищей, каждый из которых выполняет собственную задачу. А еще крайне важно смотреть под ноги – даже не для того, чтобы не споткнуться, а для того, чтобы не наступить на мину, которые бандиты любят ставить. Обычно ногу ставят на корень дерева, под который мину незаметно не поставишь. Мины ставят рядом, и потому нога не должна соскользнуть с корня, не должна попасть мимо него. Еще одна мелочь, но мелочь существенная, какую в бою всегда следует предвидеть – нельзя занимать позицию, при которой бандиты окажутся между тобой и твоими товарищами. Пули не всегда точно ложатся в цель, автоматная очередь имеет способность отбрасывать ствол в сторону, невзирая ни на какие компенсаторы. И если ты окажешься позади бандитов, которых следует уничтожить, то рискуешь получить пулю от своих же товарищей. И все это надо совмещать, все следует предвидеть, все обязательно следует просчитывать. И командир не в состоянии это сделать, потому что в современных условиях бой ведется не из окопов, которые удерживают линию фронта, а на пересеченной местности, в горах и лесах, среди оврагов и буераков, то есть там, где вообще нереально, да и ни к чему держать строй. Это вообще опасно. В таких условиях каждый солдат становится реальной боевой единицей и не только сам за себя отвечает, но и обязан оказывать поддержку товарищам, если тем вдруг придется туго. И, чтобы он не стал «пушечным мясом», что может случиться, если бросить в бой неподготовленного новичка, командир обязан научить его правильно действовать. Конечно, и все командиры взводов, непосредственно за своих солдат отвечающие, свою задачу знали и с ней справлялись. Командиры взводов даже спали во время командировки в той же казарме, среди солдат.

Ахунд Гафурович подъехал, когда Виталий Владиславович проводил занятия на полосе препятствий, обучая солдат скоростному ползанию на спине, с использованием не только ног, но и лопаток, и плеч. Такой вид передвижения довольно часто можно использовать в боевой обстановке, когда не желаешь терять ориентацию и есть необходимость контролировать все, происходящее вокруг. К сожалению, на полосе препятствий мотострелкового батальона, даже по своему профилю сильно отличающейся от полосы препятствий спецназа ГРУ, такой, например, как в базовом военном городке бригады, в принципе запрещалось стрелять даже холостыми патронами. Полоса препятствий в бригадном городке спецназа ГРУ была оборудована высокими каменными насыпями, присыпанными сверху землей, и там можно было проводить учебные стрельбы даже боевыми патронами. Там можно научиться во время скрытного передвижения ползком, хоть на спине, хоть на животе, вести учебную стрельбу по мишеням. Здесь подготовка была половинчатой, но и здесь подполковник приказал выставить поясные мишени, механически поднимающиеся то в одном, то в другом месте. И солдаты во время передвижения, заметив такую мишень, должны были вскинуть автомат и нажать на спусковой крючок. Автоматы при этом даже не взводились, чтобы не расслаблять пустым щелканьем пружину боевого взвода, а в магазинах не было патронов. Тем не менее отработка шла.

– Тренируетесь, товарищ подполковник? – спросил Ахунд Гафурович.

– Без обучающих занятий солдат ничем не отличается от гражданского лица, кроме мундира. Но мундир и гражданское лицо может носить. И даже пожарный.

– Кстати, о пожарных, товарищ подполковник… Вы не выясняли, что там насчет крыла от моей машины?

– Нет еще, Ахунд Гафурович, не выяснял. Я вчера пополнение принимал и потому закрутился. А потом уже поздно было звонить. Могу сейчас звякнуть. А что, покрасить крыло сложно?

– Не сложно. Но обидно такую наглость терпеть.

Вечером Виталий Владиславович вспоминал об этом звонке. Он даже спросил номер телефона водителя полковника Исмаилова. И фамилию его запомнил – Урзаев. Человек без имени-отчества. Но вечером посчитал, что звонок может водителя и самого полковника, если есть тому что скрывать, насторожить. Сейчас же, на свежую голову, решил, что с большей вероятностью насторожить может отсутствие естественной реакции на подмену крыла. И потому вытащил телефон.

– Звонить?

– Звоните, товарищ подполковник. Если хотите, я сам с этим водилой поговорю.

– Поговори. Только скажи, что обнаружил подмену сегодня утром. А сменить крыло могли только в одном месте, когда машина без присмотра оставалась.

Виталий Владиславович набрал номер и передал трубку Ахунду Гафуровичу. Разговор сразу пошел на повышенных тонах. Ахунд Гафурович показал свой характер, о котором предупреждал начальник штаба мотострелкового батальона. При очном разговоре такая перепалка могла бы без проблем перейти в крутую рукопашную схватку. И счастье было бы, не окажись ни у того ни у другого оружия. Однако, отдав мобильник подполковнику, Ахунд Гафурович сразу успокоился, и только дыхание перевел шумно. Разговаривали собеседники, естественно, по-дагестански, и понять друг друга могли только они, но никак не подполковник Устюжанин.

– О чем договорились? – невинно, словно разговор между собеседниками шел спокойный и вразумительный, спросил Виталий Владиславович.

– Я пообещал при встрече распинать ему всю эту… Оркестровую яму…

– Что? – не понял подполковник.

– Ну, это… – Водитель похлопал себя пониже спины.

– Я подозреваю, что вы раньше в театральных кругах общались, – улыбнулся Устюжанин.

– Я возил директора оперного театра, – подтвердил догадки подполковника Ахунд Гафурович. – Правда, не очень долго. Тоже ему… Под оркестровую яму пинка дал. На том и расстались. Надоело с полуфабрикатами дело иметь. Пошел в мужскую компанию работать, в армию.

– А полуфабрикаты – это… – Виталий Владиславович усмехнулся образной речи водителя. – Как я понимаю…

– Правильно вы понимаете. С «голубизной» я дела иметь не хочу.

– Одобряю. – Подполковник начал испытывать к водителю уважение. – И решение, и ваши действия относительно, так сказать, оркестровой ямы. Если в соответствующей обуви, ваши действия были, наверное, хорошим лекарством. Так что вам сообщил Урзаев?

– Он говорит, что сейчас машина стоит в мастерской у его родственника и ему крыло красят. У него в самом деле было крыло ободрано. Он даже не заметил, когда и где ободрал. И сейчас красят. А мою машину он даже не видел.

Устюжанин набрал номер Исмаилова:

– Товарищ полковник, опять Устюжанин беспокоит.

– Да, слушаю вас. Ваше беспокойство – мелочи. Вот ФСБ беспокоит, так беспокоит. Всех подряд допрашивают, всю пожарку мне перерыли. Только-только успели вчера порядок навести, сегодня снова надо наводить. И что ищут, не понимаю… Что вы хотели узнать?

– Где сейчас ваша машина?

– Я пять минут назад приехал. Думал, фээсбэшники уже все закончили. А они обещают только к вечеру убраться. Все нервы истрепали и мне, и людям.

– Значит, машина ваша сейчас находится…

– Внизу стоит. В гараже или на улице, не знаю. У меня окно на противоположную сторону выходит. Не видно. А какие претензии к моей машине?

– Да вот, мой водитель говорит, что у вашей машины было крыло ободрано. А на его краска была целая. Но, пока я с вами вчера беседовал, он в полицию бегал, друга хотел навестить. И за то время, пока нас с водителем не было, у нашей машины крыло поменяли. Поставили ободранное. Не с вашей ли машины?

– Да, у меня было крыло ободрано. Но не водитель виноват. Я сам накануне истории с Геростратом брал машину и во дворе у себя в поворот не вписался, столбик ворот задел. Водитель обещал покрасить. Не знаю, сделал ли. Я сегодня не посмотрел. Это со стороны водительского места. А я сегодня оттуда не заходил. Я спрошу его. Урзаев вообще-то человек не молодой и не вороватый. Серьезный мужик, мой ровесник. Пенсии ждет. На месяц позже меня пойдет. Не должен был бы… Но я спрошу.