Оппозиция: выбор есть
Шрифт:
Следом – согласие непримиримых между собой. Учредили новое движение, даже не сказав, почему же Фронт национального спасения оказался несостоятельным – просто как бы забыв о нем. Согласие движений со столь разной идеологией – вещь сложная, и умолчание различий и приводит к его краху. Нужны не споры, а ясность. Затронем здесь один из основных вопросов – отношение к советскому прошлому. Упредим: оценка прошлого и попытки его возродить – разные вещи, и смешивают их дураки или демагоги.
Советское прошлое – такая больная тема, что коммунисты ее по сути обходят, а «патриоты» пожинают легкие, но ядовитые плоды охаивания. И ладно бы уж экс-диссиденты, так нет, даже просвещенный патриот полковник В.Зорькин. Вот он отмежевывается от тех, кто впал в ностальгию. Для них, мол, «великая Россия есть непременно интернациональная тоталитарная империя сталинского типа, лишенная всякой национальной самобытности, коснеющая в убогих
Коммунисты же сдвигаются к примиряющей формуле – «не все было плохо при советской власти» – и начинают вспоминать цену буханки, Гагарина и т.д. И там, и здесь я вижу глубокую, исторического масштаба бессовестность – большую, чем у «демократов». Эти признали, что они – сознательные и непримиримые враги советского строя. Сейчас явные, а раньше «солдаты невидимого фронта» холодной войны, которую Запад вел против России, продолжая другими средствами дело недотепы Гитлера. Чего же от них требовать?
Почему же обе формулы бессовестны, а не просто ошибочны? Потому, что никто из них – ни Шафаревич, ни Зюганов, ни Зорькин ни разу не сказали: в какой из критических моментов после 1917 года они в реальном спектре политических сил заняли бы иную позицию чем та, которая и победила в проекте советского социализма? Вот это было бы честно, поскольку тогда их критика этого проекта как якобы худшего из реально возможных была бы сопряжена с личной ответственностью. Пусть бы И.Р.Шафаревич сказал, что он в 1919 году был бы сподвижником генерала Шкуро или громил бы города и местечки вместе с батькой Махно. Пусть бы он сказал, что это был лучший выбор, чем собирать Россию под красным флагом, что лучше было бы ему потом скитаться по эмиграции, чем заниматься математикой в Академии наук СССР. Если он этого не говорит, то честно было бы оставить 1917-1921 годы в покое. Тогда народ сделал свой выбор после огромного кровавого эксперимента на самом себе, и ревизовать тот выбор сегодня – грех.
И грех перед настоящим, ибо уводит от самого насущного вопроса: что это за болезнь распада поразила Россию, если излечить ее, «остановить над бездной» смогли лишь эти рычащие, стреляющие в затылок священникам большевики? И почему же массы пошли за ними? Ведь не было тогда «империи лжи» Останкино, и про Юрия Гагарина мужикам тогда песенок не пели, они пробовали все партии на зуб. Народ дурак? Но другого-то нет, как и сегодня.
И от еще более трудного вопроса уводят подслащенные формулы нашей оппозиции. Вот она, заклеймив большевиков, вырвала из себя, конечно, их цинизм и жестокость, еще бы не вырвать! А не вырвала ли она заодно и то, для чего эта жестокость была калечащим инструментом – страсть и волю «остановить Россию над бездной»? Что и признали потом и Деникин, и Вернадский, и Есенин. Но оставим пока этот вопрос, пойдем дальше. Факт тот, что выбор в Гражданской (а вовсе не победа – побед в таких войнах не бывает) толкнул Россию в очень узкий коридор.
Следующий критический момент – поворот к сталинизму, к восстановлению державы, т.е. отказ от идеи мировой революции, для которой Россия – дрова. Пусть Зорькин скажет, что он в тот момент был бы с Троцким или Бухариным – вот реальный выбор. В начале перестройки пытались представить Бухарина абстрактной лучшей альтернативой. Но вышли его труды, и эта попытка лопнула, как мыльный пузырь. Ну, так признайте: да, полвека предреволюционной работы тогдашних Нуйкиных и Новодворских, временное правительство тогдашних Бурбулисов толкнули Россию на такой путь, что в конце 20-х годов сталинизм, при всех его видимых уже тогда ужасах, оказался лучшим выбором – и подавляющая масса народа сделала именно этот выбор. Да, Революция всегда скликает многонациональную волну пролетариев-разрушителей (не путать с рабочим классом) – кто же еще возьмется пальнуть пулею в святую Русь. Потому-то революциям и приходится пожирать своих детей. Что, не знали этого? Россия вошла в берега и залечила раны именно в советском образе – и тут-то явились пролетарии типа Булата Шалвовича, отомстить и попользоваться. Но разве им не помогает множество патриотов, обличая сталинизм так же, как Вера Засулич обличала царизм?
А когда утвердился Сталин – оставалось 10 лет до войны, и их Россия прожила «бытом военного времени». Но ведь об этом никто – ни слова. Что такое «быт военного времени»? Это тоталитаризм, самопожертвование (и невинные жертвы тоталитарной машины) – принимаемые теми, кто воюет за страну, и ненавидимые теми, кто в этой стране есть «пятая колонна». Разве не так стоит вопрос? Так давайте честно определять
Вот, тотальная коллективизация – зачем? Чтобы решить срочную проблему хлеба, т.к. промышленность не поспела кормить город через товарообмен. Чтобы изымать средства из села для индустриализации. Чтобы механизировать поле и обеспечить заводы массой рабочих. Это проблемы, отложить которые было нельзя, не отказавшись от проекта в целом, и лишних денег для смягчения шока не было. Коллективизация – самая трагическая глава советской истории. Формула «не все было плохо» предполагает, что уж это-то наверняка было плохо. Так пусть Бабурин скажет, как бы он в тот момент решал эту проблему, окажись он на месте Сталина. И скажет не об эксцессах и дефектах, а о принципиальном выборе.
Но нет, все дело сводят как раз к дефектам. И тут же вдруг как воды в рот набирают. Боятся нарушить тайный уговор? Ведь катастрофа коллективизации была вызвана тем, что селу вместо артели была навязана модель кибуца, разработанная перед первой мировой войной сионистами-трудовиками для колонизации Палестины. Эта их разработка и сегодня по праву считается блестящим социально-инженерным проектом, но делался он не для русского крестьянина, а для горожанина-колониста, еврея. Думаю, эта модель была взята не по злому умыслу наркома Яковлева, и тем более Сталина, это фундаментальная ошибка с трагическими последствиями. Ошибка того же плана, что и утопия наших нынешних честных либералов (ведь были же такие!). Большевики оказались отрезанными от теоретического знания о России, оно осталось у «консерваторов», а марксистские шоры помешали и проявлению интуитивного знания. Тот факт, что никто из оппозиции не хочет в эту проблему лезть, прискорбен. Насколько честнее молчаливая позиция самих крестьян! Они переболели колхозами, сдвинули их к артели, не поставили свои жертвы в пику сталинизму, обманули надежды гитлеровских психологов.
Но жертвы села не могли быть забыты, они вскрыли и затянувшиеся было раны гражданской войны. Резонанс этих двух ударов по крестьянской России породил ту скрытую волну ярости, которая прорвалась в 37-м году. Ведь главное-то в этом феномене не то, что Сталин перед войной решил устранить всю находившуюся в оппозиции номенклатуру, а то, что массы это поддержали с необъяснимой страстью. Но с необъяснимой ли? Разве не подумали многие, что пришла, наконец, расплата военным преступникам Гражданской и палачам крестьян в коллективизации? (Не говоря о том, что шпиономанию в культуру России внедрили именно думские либералы). При том рецидиве гражданской войны пострадала масса невинных, как в конвульсии любой крупной революции. Но если конъюнктурно подойти к той трагедии, а не извлечь урока, то не меньше невинных пострадает и в будущем, когда в потерявшей новые миллионы жизней России будут судить нынешних революционеров. Вот когда охаянное прошлое выстрелит из пушки.
Я не представляю, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать, что советский строй с его соборной, а не классовой, партией в лице КПСС, проявил небывалую силу и провел страну раненную, но полную жизни, через самые тяжелые периоды. Представьте, что мы входим в войну или послевоенную разруху не с КПСС, а с «Выбором России» во главе, не с Жуковым и Молотовым, а с Грачевым и Козыревым, не с солидарными карточками, а с либерализацией цен.
Сравните два сходных явления: эвакуацию миллионов жителей и половины промышленности в 1941 г. на земли «братских», по выражению Зорькина, народов – и нынешнее положение русских беженцев в РФ. Тогда я, ребенок, убедился, что могу пешком пройти до Тихого океана и в каждом доме я буду родным – хоть в избе, хоть в юрте или яранге. Почему же сегодня, без войны, так жалко положение даже наших братьев по племени, при всем гуманизме нового, недогматического мышления? Недоработка нового строя? Нет – его суть. Говорят: ах, нет закона о статусе беженца, в этом все дело. Чушь! Никакого закона о статусе «выковырянных» не было в 1941, а была советская власть и «убогие идеологические догмы».
Да только советское наследие придает нам силу как-никак жить сегодня даже после пяти лет тотального разрушения хозяйства. На Западе спад в 2 процента – тяжелый кризис, а 20 процентов – катастрофа. Спад же, как у нас, в 50% теоретически невозможен – раньше наступает полное разрушение общества и тотальная война. Ведь вторая мировая война – продукт Великой Депрессии, а в ней спад не достиг и 30%.
Так скажите прямо, дорогие наши лидеры оппозиции, что было бы лучше для России? Какова была реальная альтернатива? Стесняются, молчат. Ибо вот что пришлось бы ответить: лучше было бы отказаться от индустриализации, для которой не было средств. Лучше было бы не механизировать поле, а поддержать кулаков с дешевой батрацкой силой. Лучше было бы вновь начать гражданскую войну, расстреливая этих батраков в селе и безработных в городе. Лучше было бы сдаться Гитлеру и отдать Сибирь Японии.