Опричнина. От Ивана Грозного до Путина
Шрифт:
Вернемся еще раз к русско-кипчакскому государству, созданному Мономахом. Оно было, как и собственно Русь, говоря уже цитированными словами Н. А. Бердяева, евразийским, но и европейским, «не замкнутым от Запада, восприимчивым и свободным в своей духовной сути и политической организации». И сами евразийцы-кипчаки достаточно органично вписывались в жизнь тех европейских государств, куда они попадали (прежде всего Венгрии). Впрочем, и сами венгры – евразийцы, пришедшие из Великой Степи в конце IX в., что не помешало им через несколько веков стать неотъемлемой частью Европы.
Государство Мономаха было, как уже сказано, не имперским, сравнительно миролюбивым и по меркам того времени демократическим. И это состояние России-Евразии можно было вернуть – и постепенно оно возвращалось – в середине XVI столетия! Собственно, везде в Европе XII–XIII вв. были веками торжества феодальной раздробленности, а XV–XVI – восстановления централизованных государств. И почему Мономахово государство должно было оказаться исключением? Оно
Собственно, к 1560 г. оставалось присоединить (из евразийских территорий) за западе украинские и белорусские земли, а на востоке – земли нынешнего Казахстана и Крым. О завоевании Крыма как об условии воссоединения с украинцами и белорусами говорилось выше, а что касается степей восточной Евразии, то казахи в 1550-х гг. присылали в Москву посольства с просьбами «принять под государеву руку» [332] . Тогда Россия уже в то время достигла бы тех естественных евразийских границ, которых она реально достигла к концу правления Екатерины II. При этом такое евразийское воссоединение было бы куда ближе к неимперскому варианту Владимира Мономаха, чем это произошло на самом деле. Тогда Россия-Евразия прочно вошла бы в Европу уже в середине XVI в., а проведенные «либеральные» преобразования закрепились бы под влиянием Литвы с ее «вольностями». Тогда удельный вес населения «очингисханенных» регионов в России-Евразии был бы минимален.
332
Басин В. Я. Россия и казахские ханства в XVI–XVIII вв. Алма-Ата, 1971. С. 86.
Но этого сделано не было. Почему? Может быть, именно потому, что потомок Мамая Иван Грозный сознательно стремился опереться именно на «очингисханенную» часть Евразийского единства, чтобы привести к тому же знаменателю и все остальное (в первую очередь – Россию)? Вот характеристика «очингисханенных» степняков по Джувейни: «В бою они, нападая и атакуя, подобны диким зверям, а в дни мира и спокойствия они как овцы, дающие молоко, шерсть и многую другую пользу… Это войско подобно крестьянству, что выплачивает разные подати и не выказывает недовольства, что бы от них ни требовали… И даже когда они участвуют в войнах, они выплачивают столько налогов, сколько необходимо, а повинности, которые они выполняли, возлагаются на жен их и тех, кто остался дома». Современный казахский исследователь С. Акимбеков, цитируя описание ордынского войска, добавляет: «Ив этом заключалось принципиальное отличие политической системы, созданной Чингисханом, от всего того, что было в степи раньше, и того, что происходило позже» (последняя фраза опять-таки говорит об обратимости процесса «очингисханивания». – Д. В.) [333] .
333
Акимбеков С. История степей. Феномен государства Чингисхана в истории Евразии. Алма-Ата, 2011. С. 221.
Но разве не такие люди нужны были Грозному царю для реализации его амбиций «Нового Рима»? Попытка создать нечто подобное еще аукнется в России через 250 лет в аракчеевских «военных поселениях». А теперь Иван Грозный использовал «очингисханенных» степняков, чтобы искоренить европейское начало на Руси, особенно «заразу свободы», посеянную в период «либеральных» реформ Адашева и Сильвестра, и «очингисханить» и славянскую составляющую Евразии.
Интересно, что в грамоте Ивана Грозного польским и литовским послам от 1556 г. говорится, что «трон Казанский и Астраханский был царским престолом с самого начала» (что это – первые озвученные претензии на роль ордынского хана. —Д. В.), а сто лет спустя «первый диссидент» Григорий Котошихин назовет завоевание Казани и Астрахани «историческим фундаментом Московского царства», явно имея в виду под последним деспотию, созданную Иваном Грозным (что Московское царство после Смуты стало совсем другим, мы еще увидим) [334] .
334
Вернадский Г. В. Монголы и Русь. М., 2011. С. 413.
Большой террор Ивана Грозного
Ураган над Россией
Как уже говорилось, сначала были смещены Адашев и Сильвестр – их обвинили в отравлении первой жены Грозного Анастасии Романовны. Семьи опальных и даже их друзья были казнены, лишь немногие отделались ссылкой. Однако вскоре попали в опалу и родственники самой покойной царицы, бояре Захарьины-Кошкины-Романовы, и близкие им люди. Но это было только начало!
Затем террор обрушился на многие боярские и княжеские земли, при этом среди 6000 человек, попавших в поминальный синодик бояр и дворян – жертв опричнины, В. Куковенко насчитал всего 5 (пять!) человек, имевших тюркские имена, причем это были незначительные люди, о которых не сохранилось никаких сведений в русских документах [335] .
335
Куковенко В. Указ. соч. С. 197–199.
Естественно, террор – тем более что его, как мы выяснили, сопровождало торжество вчерашних поработителей Руси – золотоордынцев – вызывал сопротивление. Самый безопасный способ сопротивления – отъезд за рубеж (четыре века спустя это получило определение «голосовать ногами»), что многие и начали делать (отчасти, как мы видели, еще до Опричнины). С началом же последней прежде всего быстро исчезли все промосковские иллюзии литовских людей русского происхождения. Вернулся в Литву Дмитрий Вишневецкий, примирившись со своим королем. Еще в 1560 г. царь хотел сделать его правителем вассального Черкесского княжества, но уже в июле 1561 г. «свел» его оттуда, после чего Вишневецкий и завел тайные сношения с литовским королем и 5 сентября того же года получил разрешение на возвращение домой.
По пути, в январе 1562 г. в Москве, Вишневецкий стал свидетелем ареста князя И. Д. Бельского за попытку отъезда в Литву. Причем в марте 1562 г. царь заставил за него поручиться многих знатных лиц с обязанностью уплатить 10 тысяч рублей в случае его измены, а в апреле 1563 г. с этого же боярина была взята новая запись о том, что он якобы сносился с королем Сигизмундом-Августом и хотел бежать в Литву. Царь его простил, что само по себе подозрительно: едва ли Бельский справедливо показал на себя, и едва ли Иван простил бы такую измену, которую не простил бы и более добрый государь. Зато у поручителей 10 тысяч (очень большая по тем временам сумма) отобрал. Судя по тому, что имело место и после, вероятно, в угоду Ивану боярин сам на себя наговорил, и поручители поплатились за него, царь же, зная, что он не виноват, «простил» (ну, или почти простил) его [336] , по крайней мере пока… Впрочем, Р. Г. Скрынников дает другое объяснение: тогда еще террор только начинался, да и Бельский был в близком родстве с царем, поэтому отделался относительно легко – тремя месяцами ареста и конфискацией удельного княжества [337] .
336
Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 371.
337
Скрынников Р. Г. Иван Грозный. С. 108.
Что касается Дмитрия Вишневецкого, то Иван Грозный сделал вид, что его этот уход нимало не заботит: «Притек он к нашему государю как собака и утек как собака, – велел царь говорить своим послам за рубежом, – и государству и земле нашей никакого убытка не принес». В то же время царь приказал «разведывать» о Вишневецком, и неудивительно: в действительности принес отъезд князя убыток, и еще какой: «благодаря» этой размолвке царя с крупнейшим украинским магнатом воссоединение левобережной Украины с Россией отодвинулось почти на 100 лет, а победа над Крымом и присоединение остальных восточнославянских земель – более чем на 200. Кстати, в походах 1557–1560 гг. на Крым русскому войску и запорожским казакам Вишневецкого помогали западные черкесы; после того, как Иван Грозный взял жену из враждебных последним черкесов восточных, отношения с ними резко ухудшились. Но бежали от террора не только переселившиеся было в Москву православные литовские паны, но и свои бояре [338] .
338
Там же. С. 214; Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 368–371.
Впрочем, Иван Грозный чем дальше, тем чаще выдумывал и несуществующие попытки князей и бояр к бегству, чтобы обобрать те или иные богатые боярские фамилии, глав которых он предварительно заставлял поручаться за «беглецов», а затем брал с последних запись о том, что они собирались «отъехать в Литву». Засим следовало «отписание на государя» имущества поручителей – при полной или почти полной безнаказанности самих мнимых изменников. Таким образом, история с князем Бельским, поразившая в 1562 г. Вишневецкого, ибо до того на Руси, вероятно, ничего подобного не было, вскоре стала нормой. Это не могло не порождать новых намерений и в самом деле унести ноги, пока не поздно.