Опричное царство
Шрифт:
МИХАИЛ ТЕМРЮКОВИЧ ЧЕРКАССКИЙ – князь, боярин, воевода, шурин царя
ВАСИЛИЙ ГРЯЗНОЙ – опричный голова, любимец царя
ДЕВЛЕТ-ГИРЕЙ – крымский хан
МАГНУС – датский принц, герцог Эзельских островов
НИКОЛАЙ РАДЗИВИЛЛ – канцлер великий литовский
ГРИГОРИЙ ХОДКЕВИЧ – великий гетман литовский
САИН-БУЛАТ – касимовский хан на службе у царя
ИВАН МИХАЙЛОВИЧ ВИСКОВАТЫЙ – дьяк, глава Посольского приказа
АНДРЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ ЩЕЛКАЛОВ – дьяк, глава Посольского приказа
АРНУЛЬФ – иностранец, царский лекарь
БОМЕЛИУС – иностранец, царский лекарь
МИХАИЛ ЧЕРКАШЕНИН – атаман донских казаков
ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ – слуга князя А. М. Курбского
НИКИТА
Часть первая
Предтеча
Глава 1
В богатом тереме боярина Александра Горбатого-Шуйского с самого утра была суматоха – ожидали знатных гостей. Бабы уже подмели и вымыли дом, протерли от пыли всю утварь, а в светлице стоял длинный широкий стол, укрытый цветной узорчатой скатертью. Стол пока пустовал, как и четыре резных кресла рядом. Ждала своего часа серебряная посуда, хранящаяся в металлических ларцах, ждали приготовленные и оттертые до блеска чарки, ковши, двузубые вилки и ножи с эмалированными черенками.
В задумчивости боярин Александр Борисович хаживал по своему терему, подметая ковры полами длинного домашнего кафтана. С тех пор, как выдал замуж всех дочерей, как умерла жена, дом опустел, будто ушла сама жизнь, полная красок, оставив лишь тишину горниц в тереме старого князя. Молодая девка с длинной русой косой, пряча глаза, выпорхнула из светлицы, где стоял стол – видать, посуду доставала из ларцов. Боярин уже давно ощущал, что перестал заглядываться на женщин. В былые годы ни одну мимо себя не мог пропустить, бедная супруга знала о том, но смиренно молчала. Прости, голубушка!
Над столом в красном углу стояли старинные семейные иконы в серебряных и золотых окладах. Тускло поблескивала лампадка. Вглядываясь в лики святых, князь трижды широко перекрестился. Какие-то иконы он помнил с детства, другие уже принес в этот угол он сам. Одна из икон, как говорила матушка, принадлежала прадеду. Когда-то, более века назад, он поддержал Василия Темного в борьбе за московский стол и был в почете. Ныне правнук Василия Темного, нынешний государь, всеми силами борется с боярскими семьями, помогавшими его дедам удержать за собой Москву – справедливо ли это? Боярин унял всколыхнувшуюся было внутри ярость и стал осматривать разложенную на столе богатую посуду. Почти вся подписана и напоминает о заслугах и военных победах князя и его семьи. Да только что с того, коли у власти другие, недостойные ее ни по происхождению, ни по заслугам!
Перед приездом гостей князь переоделся в парадный кафтан, отороченный соболем, шитый серебром и золотом, обул остроносые червленые сапоги с каменьями, расчесал и уложил пышную пепельную бороду. Не менее пышно и богато был одет и его молодой сын Петр, также вышедший встречать гостей.
Первым прибыл Иван Дмитриевич Бельский, один из самых знатных людей в государстве. Темно-красного бархата кафтан, распахнутый опашень из соболя, пояс с рубинами и жемчугами, тяжелая сабля в богатых ножнах, шитые шелками сапоги – так был одет этот зрелый, крепкий муж, сын Дмитрия Федоровича Бельского, долгие годы возглавлявшего Боярскую думу, троюродный племянник царя, потомок знатного рода Гедиминовичей. Слуга поймал сброшенный с его плеч опашень. Александр Борисович и его сын троекратно поцеловались с гостем и пригласили в дом.
Следом, чуть задержавшись, прибыл еще один могущественный и знатный князь – Иван Мстиславский, в великолепном лисьем опашне, с серебряными наручами на рукавах зеленого бархата ферязи. Пояс и сафьяновые сапоги также переливались блеском различных бесценных камней…
Иван Федорович был женат на дочери Горбатого-Шуйского, потому Александр Борисович с особой теплотой поприветствовал зятя, спросил, как поживает Ирина и внуки, в частности интересовался Федюшкой, старшим из
Стол и вправду был богат – тут и щучьи супы, и лебеди запеченные, и осетры с икрой, фаршированные капустой и яблоками зайцы, различный мед, вина. Но застолье не было праздничным – собрались именитые бояре, дабы обсудить сложившуюся в государстве ситуацию.
Недавно Иван Дмитриевич пережил опалу и с тех пор лишился своего могущества. Дело в том, что польский король звал Бельского на его «отчину», напомнив, что дед князя был выходцем из Литвы, да еще и потомком Гедимина, а значит, был в родстве с королем Сигизмундом. Иван Дмитриевич, расценив обстановку при дворе, решился ехать, но царю стало известно об этом раньше. От смерти князя спасли заступничество митрополита и боярская порука – за него внесли десять тысяч рублей, немыслимую сумму. Знатные вельможи с помощью денег спасали друг друга, ибо все они меж собой повязаны, а теперь, в силу обстоятельств, сплотились еще больше, и государю было все сложнее бороться с ними, знать это понимала, но воспринимала как должное. И думали они все, что так будет всегда.
– Дурные вести, – начал Мстиславский, – князя Курлятева с его семьей постригли в монахи. Никто и вступиться не смог.
– Всей семьей? Сроду не было такого на русской земле, чтобы разом весь род под корень! – оторопел возмущенно Горбатый-Шуйский. – Бывало, стригли главу рода со старшим сыном, преемником, но чтобы вот так, и дочерей, и жену… Беззаконие!
– Что нам с того? – вопрошал Бельский. – Покровитель Сильвестра…
– Пущай так, – согласился Иван Федорович, – токмо в борьбе с Захарьиными он был бы полезен.
– Захарьины от врагов мигом избавляются! Данила Захарьин теперь всех, кто на его пути стоит, втаптывает безжалостно, силясь изничтожить! – недовольно протянул Александр Борисович, разрывая пальцами утку. Гнев переполнял его. После он затих, переводя шумное и частое дыхание.
Захарьины! Вот кому принадлежит истинная власть после отставки Сильвестра и Адашева! Вот кто стоит за великой кровью и расправами, учиненными над многими дворянскими родами, имеющими отношение к Адашеву! Вот кто посадил на места управленцев своих людей! Казначей Фуников – их человек! Дьяка Посольского приказа Висковатого купили, назначив его хранителем царской печати! Наследники, дети государя, полностью в их власти. В ближней думе у государя они и их родичи. Быстро, словно чумовое поветрие, оказались они всюду и уже без малого два года правят страной! Доколе будет сие?
– Князья Воротынские в опале, – продолжал Мстиславский. – Ну, их-то государь никогда не жаловал, остерегался. Вот и теперь, стоило Михаилу Воротынскому заявить о правах на свои наделы, тут же опала…
– Ничего, найдем тех, кто поруку за них заплатит, – сказал Бельский как о давно решенном деле.
– Суть не в том, что поручимся за них, – подался вперед старый князь, – а в том, что Михаил Воротынский, как только скончалась вдова его старшего брата, заявил о своих законных правах на эти земли, которые, по недавнему земельному уложению [1] , проведенному государем, перешли в казну, а не разделились меж братьями.
1
Земельное уложение 1562 года – закон, при котором воспрещалось княжатам продавать или обменивать родовые земли. Выморочные владения не разделялись между родственниками и не отдавались монастырям, а переходили в казну. Также государство отбирало земли, приобретенные вотчинниками в период малолетства Иоанна.