Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна
Шрифт:
– К вам можно? – раздался снаружи низкий голос Андрея.
– Ну, рискни.
Молния с треском разъехалась, и Андрей до пояса влез в палатку. Он был в одних плавках, успел искупаться – на короткие волосы то здесь, то там были наколоты алмазные капли – и уже где-то оцарапал плечо.
– Туфельки взяла? – деловито поинтересовался он.
– А надо? – спросила Алёна, тут же вспыхнула и ударила по матрасу кулачком: – Хватит издеваться!
– Больше не буду. Ты есть хочешь?
– Нет, только спать. Ночью всё-таки не выспалась. Андрей потянулся губами к матрасному ниппелю.
«Лежи, лежи», – успокоил он Алёну и тремя мощными выдохами сделал ей удобно.
– Здорово как! Если бы я была наглее, попросила
– Да легко, – и Андрей, открыв клапан, спустил матрас до половины и надул на бис. – Тогда отдыхай, а мы пойдём делать баню. Вот тебе ещё, держи.
Он положил рядом с Алёной большой полиэтиленовый мешок, поцеловал её в плечо, забрал что-то и исчез. Она вывернула мешок наизнанку – в нём было три других: с миской, ложкой и кружкой, с бежевой ветровкой и кепкой и с синими резиновыми сапожками тридцать шестого размера.
Разбирая новые вещи, Алёна слышала голоса компаньонов. Они удалялись в сторону берега, обсуждая готовящуюся баню. Каменку надо делать заново, старая вся потрескалась, развалилась…
4
«…Вот я и дома». Алёна вытянулась, закрыла глаза… Какой же яркий день: будто и нет сомкнутых век, двух слоёв палаточной ткани, леса… А если накрыть лицо полотенцем? Да, так хорошо.
Перед глазами тут же закружились фонари, сосны, кожаные заплатки, спелые тёмно-лиловые черничины на кустах. Накатила искристая волна, унесла всё с собой, и голый берег заполнили ожившие фотографии из компьютера Андрея: лица, руки, голоса… Алёна увидела, как из земли растут палатки, – сами, будто грибы. Она идёт к зелёной, но странная помеха, вроде солнечного ветра, сбивает с курса, и вместо прямой линии получается дуга… Алёна изо всех сил напрягла воображение, сжала кулаки, повторяя в мыслях: иди прямо, прямо… Она почти победила, уже наклонилась, чтобы открыть зелёную палатку, но чей-то голос звякнул на берегу, отвлёк. И Алёна оказалась в синей. Ладно, здесь тоже неплохо. Вот она и дома… И не было ничего удивительного в этой мысли. Привыкла носить дом с собой: где остановилась – там и хорошо. Вот только настоящего дома нет, не построено ещё Стахурово. Карагандинский, в котором она выросла?… эх, в другой жизни он был настоящим.
Алёна подробнейшим образом помнила октябрьский вечер, когда впервые об этом задумалась. Тот самый вечер, когда она так спешно убегала в театр, а потом долго, долго возвращалась.
5
– …Ну, как тебе, понравился спектакль? – спросил Антон, держа наготове, как ловчую сеть, кожаную куртку Алёны.
Алёна, стоя перед зеркалом в гардеробе, наизусть завязывала шейный платок. Расправила концы, шагнула назад, вытянув руки наудачу, и попалась. Антон за плечи подтянул куртку вверх… Кажется, он что-то спросил? Понравилось?… Конечно, – и Алёна кивнула несколько раз подряд. Они вышли на Театральную площадь. Люди вокруг торопились к машинам, хлопали дверцы, заводились моторы, вспыхивали фары, окликали друг друга мужские и женские голоса, слишком грубые, земные… Гремя и разбрызгивая искры, к остановке подъехал трамвай, и несколько человек побежало ему наперерез. Алёна и Антон миновали эту кутерьму и пешком направились к Садовой улице. Заморосил дождь, спутник раскрыл над Алёной зонт, едва различимый в потёмках, и взял её под руку.
Понравился ли ей спектакль? Только теперь Алёна осознала вопрос и удивилась: до чего же он неуместен. Это слово и сотой доли её впечатлений выразить не может, оно вообще из другого измерения.
Алёна была околдована. Перед ней как будто прокатилась гербовая карета из тех, что подаются королям. Прогремели по мостовой подковы, затрубили увертюру музыканты во фраках. Ослепили золочёные спицы, разожгла любопытство матовая темнота окон. Высокий парень в тёмном костюме спрыгнул с подножки и распахнул
Алёна молчала и не глядела по сторонам, доверив себя направляющей руке Антона.
– Ну, что? – спросил он, когда они вышли на Садовую улицу. – Сохраняешь впечатления?
– Ага, – кивнула Алёна, – архивирую.
– Оставь свободное место. Найдём время, ещё куда-нибудь сходим.
…А пока спектакль укладывался в голове, Алёна вспомнила разные попутные мелочи, благодаря которым можно было понять, что этот вечер она провела всё-таки на земле. Например, целый ряд позади них с Антоном был занят китайцами или корейцами: они топали, шуршали, обменивались птичьими репликами и первое время раздражали Алёну, а потом вдруг куда-то делись. Замолкли, увлечённые зрелищем – а может быть, она перестала их замечать. Когда в антракте зрители стали выходить из зала, Антон кивнул на балконы верхних ярусов, нависавшие почти над сценой:
– Мне больше нравится там сидеть, – сказал он, – сбоку. Студенческая привычка: брали входные билеты и заявлялись компанией.
– А что там хорошего?
– На оперу надо туда ходить. Во-первых, лучше слышно, стены резонируют. Во-вторых… Поёт, например, герой, весь такой пылкий: «Я вас люблю, люблю безмерно», – а у самого двойные щёки. И те, что сзади, намазаны тёмным…
– Чтобы казаться худее?
– Точно. А ты сверху всё видишь.
Антон так умело и ко времени снизил торжественность момента, что Алёна рассмеялась.
– Как шпион. Давай туда поднимемся, – сказала она. – Найдём свободные места, а в следующем антракте вернёмся.
– А следующего не будет, лучше в другой раз. Знаешь, чем ещё хорош балкон? Туда можно принести мороженое, а в партер с ним не пустят. Поэтому идём в буфет.
Они вышли в фойе, и Алёна поискала на стенах портреты балерин, чьи фамилии были напечатаны в программке.
– Я бы тоже так могла танцевать, если бы с детства занималась, – сказала она, мигом найдя фею Сирени и Аврору – девушек без макияжа, с распущенными волосами, вовсе не похожих на свои театральные образы.
– Я не сомневаюсь, – серьёзно произнёс Антон, глядя на неё. Взгляд был не раздевающий, не липкий, полный такого восхищения, что Алёне стало неловко: кажется, она даёт ему надежду на большее, чем театр. Но ведь не нарочно, правда?…
– Ты говорил про студенческие времена, – напомнила Алёна в буфете. – А где учился?
– В том же университете, что и ты. И в общаге вашей был много раз.
– На каком факультете?
– Предпринимательства и финансов.
– Ух ты, это же здорово. Я на менеджменте. И ты доволен, что здесь учился? В жизни помогает?
– Да, конечно. Ни разу не пожалел.
– Чем сейчас занимаешься?
– Так, много чем. Сейчас занят одним серьёзным проектом, но есть и другие планы. Скучать некогда…
Тут раздался первый звонок, и Алёна так и не узнала о дальнейших планах, а после забыла спросить.
6
…Оказывается, они уже подошли к метро. Антон по-прежнему держал над Алёной зонт, а дождя, вроде, и не было. Ступив на шумную даже в поздний час, полную огней и движения Сенную площадь, Алёна взглянула на спутника. Он будто ждал её пробуждения и тут же заговорил: