Опьяненные страстью
Шрифт:
– Я придерживаюсь иного мнения, мадемуазель. – Он поймал ее за ворот расстегнутого платья и придвинул ближе. – Мне вы обязаны всем, что имеете, – домом, безопасностью, даже одеждой!
Несмотря на внезапный ужас, Мадлен не собиралась сдаваться.
– Если вы хотите получить свою собственность обратно, месье, да будет так!
Ее вызывающий тон стал последней каплей. Вспыльчивый нрав мужчин д’Арси раскрылся во всей полноте. Себастьян жаждал отмщения, стремился наказать женщину, которая так вероломно предала его.
– Вот
Мадлен не поверила своим ушам.
– Что?!
– Ты прекрасно слышала. – Он отшвырнул маску на кровать и скрестил руки на груди. – Ты сказала, что готова отдать все, что принадлежит мне. Вот и выполняй свое обещание. Ты пришла ко мне с пустыми руками, такой и уйдешь. Раздевайся!
– Но я…
Он метнулся к ней и схватил за плечи.
– Клянусь Богом, если ты сию минуту не разденешься, я за себя не отвечаю!
Происходящее казалось Мадлен страшным сном: ей не верилось, что Себастьян способен причинить ей боль, но его лицо было таким ужасным, отчужденным, что она больше не доверяла своему чутью. С нарастающим испугом она поняла: если дело дойдет до борьбы, побежденной окажется она.
– Отпустите меня, я выполню ваш приказ.
Он подчинился.
Стаскивая платье, Мадлен закрыла глаза и сжалась, желая, чтобы все поскорее кончилось.
– Смотрите на меня, мадемуазель. – Его голос прозвучал как пощечина.
Открыв глаза, она обнаружила, что Себастьян злобно улыбается.
– Я хочу, чтобы ты знала: ты раздеваешься не перед кем-нибудь, а передо мной, твоим самым великодушным покровителем.
Мадлен воззрилась на Себастьяна, не узнавая его. Перед ней стоял жестокий незнакомец, надменный аристократ. Мадлен уверяла себя, что стыд и унижение, терзающие ее в эту минуту, бессмысленны. Она вправе обзавестись другим любовником, любить кого угодно и где угодно.
Мадлен сбросила платье и услышала глубокий вздох Себастьяна. Она не знала, о чем он думает, не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Это убило бы ее.
Последний клочок ткани упал на пол. Не моргнув глазом Мадлен ногой отшвырнула одежду в сторону Себастьяна и застыла перед ним, гордая и нагая.
Момент триумфа не принес Себастьяну ни удовлетворения, ни радости. Красота Мадлен ранила его в самое сердце. Даже подчиняясь его воле, она сохранила достоинство и силу духа. Он не сумел сломить ее, только выдал свою мстительность и жестокость.
Будь она проклята! Будь проклята его собственная черная душа! Наказание не облегчило его муки – напротив. Себастьян чувствовал внутри себя зверя, которого всегда опасался. Наследие отца. Пусть сын действовал иными методами, но обладал той же способностью и желанием причинять боль.
И все-таки в его душе одержало верх благородство. Он шагнул вперед в необъяснимом и бессознательном желании утешить свою жертву.
Мадлен не попыталась прикрыть наготу и не дрогнула, когда его ладони легли на ее голые плечи. Вскинув голову, она обожгла Себастьяна презрительным взглядом.
– Вы намерены завершить эту великолепную сцену насилием, месье?
Вопрос мгновенно отрезвил его. Себастьян попятился, переполнившись отвращением к самому себе. Несмотря на то что он услышал, несмотря на предательство Мадлен, его по-прежнему влекло к ней.
Он посмотрел ей в глаза.
– Прошу простить меня. Я был груб и жесток.
– Оставьте меня! – прошептала Мадлен, прикрыв грудь. – Пожалуйста, уйдите!
– Хорошо. – Он кивнул, словно отвечая внутреннему голосу, слышному только ему. – Я поступил неразумно, навязывая свою волю тем, кто не желал этого.
Повернувшись на каблуках, Себастьян направился к двери. На пороге он оглянулся и безжизненным голосом произнес:
– Когда ты вернешься в Лондон, я пришлю тебе подарок в знак уважения. Я уже говорил – мужчины часто бывают жестокими. Мы быстро вскипаем и так же быстро забываем о гневе при виде прекрасной женщины.
Мадлен молчала. Он заговорил вновь:
– Несмотря на все недоразумения между нами, я обнаружил, что мне по-прежнему хочется делать тебе подарки. Когда ты сумеешь подавить в себе вполне понятную досаду, навести меня в Лондоне.
Мадлен прикусила губу: именно этих слов она ждала и боялась услышать в течение двух томительных и несчастных месяцев. Но теперь они прозвучали словно в насмешку над ее чувствами. Ей хотелось осыпать Себастьяна проклятиями, объяснить, по какой причине она терпела объятия де Вальми. Ее остановила лишь угроза негодяя.
«Если хочешь увидеть свою мать живой, ты сделаешь то, что я прикажу. Только я знаю, где она находится и как освободить ее. Человеку, который держит ее под стражей, нужны сведения. Проберись в дом маркиза, в его постель – куда угодно, лишь бы получить доступ к его бумагам».
У нее нет выбора. Но благодаря урокам Себастьяна ей известно: когда мужчина испытывает угрызения совести, его гораздо легче обвести вокруг пальца. Примирение можно отложить на потом, но сейчас нельзя отпускать его просто так, нельзя допустить, чтобы за ним осталось последнее слово. Ненавистный урок крепко запомнился Мадлен.
Она стояла, дрожа всем телом, слезы затуманивали все вокруг.
– Я уже предупреждала вас, месье, что не намерена терпеть ваши оскорбления. Я не желаю вас видеть, никогда!
Гнев Себастьяна еще не утих. Боясь вновь вскипеть, он ответил не оборачиваясь:
– У тебя будет время подумать до конца недели. Мой лондонский адрес ты знаешь. – Он лихо щелкнул каблуками, как подобало французскому офицеру, и добавил: – Оревуар.
Мадлен понимала, что останавливать его нельзя. К тому времени, как шаги Себастьяна затихли в коридоре, ее ладони, в которые она с силой впилась ногтями, стали влажными от крови.