Опять вопросы вождям
Шрифт:
Она еще не свершилась, ей можно противостоять. Это, можно сказать, шкурное дело каждого. То, что грядет, не будет продолжением нынешнего состояния. Это будет ад, выходить из которого придется по колено в крови, так что Сталина мы будем вспоминать как доброго дедушку. Не верьте тем, кто успокаивает, что все, мол, уже свершилось и трепыхаться поздно. Это неправда.
("Советская Россия". Декабрь 1994 г.)
Глава 6. Попытка диалога с союзниками
По отношению к советскому строю и ко всему советскому проекту наш нынешний культурный слой (возможно, даже в большинстве) совершил огромную историческую несправедливость. И не только к советскому строю, но и к тем светочам, которые этот строй художественно, чувством осмыслили — Шолохову и Есенину, А.Платонову
Не поняв главного, интеллигенция убедила читающий народ не ценить этого сокровища, выбросить его на помойку. Сегодня, чувствуя уже на своей шкуре, что случилось что-то неладное, наш культурный слой, однако, не задумывается о главном, а все еще надеется продраться к чему-то хорошему по той же дорожке, по какой повел его Горбачев. К чему именно? Чего вы хотите и к чему зовете людей?
В кого выстрелит прошлое?
В очередном акте нашей драмы наступила сцена согласий. Поигрывая дубинкой, режим погнал подписывать бумагу и вождей оппозиции. Кое-кто, бочком-бочком, улизнул. Так и слышишь их шепоток: "Борис Николаевич, ну поймите, нам же неудобно. Потеряем имидж. Да и вам, нельзя же без непримиримой оппозиции!".
Следом — согласие непримиримых между собой. Учредили новое движение, даже не сказав, почему же Фронт национального спасения оказался несостоятельным — просто как бы забыв о нем. Согласие движений со столь разной идеологией вещь сложная, и умолчание различий и приводит к его краху. Нужны не споры, а ясность. Затронем здесь один из основных вопросов — отношение к советскому прошлому. Упредим: оценка прошлого и попытки его возродить разные вещи, и смешивают их дураки или демагоги.
Советское прошлое — такая больная тема, что коммунисты ее по сути обходят, а «патриоты» пожинают легкие, но ядовитые плоды охаивания. И ладно бы уж экс-диссиденты, так нет, даже просвещенный патриот полковник В.Зорькин. Вот он отмежевывается от тех, кто впал в ностальгию. Для них, мол, "великая Россия есть непременно интернациональная тоталитарная империя сталинского типа, лишенная всякой национальной самобытности, коснеющая в убогих идеологических догмах, разделенная внутренними «классовыми» противоречиями, страна, медленно, но неуклонно хиреющая под непосильной ношей «добровольной» помощи многочисленным «братским» народам". Так в газете «Завтра» Зорькин дословно повторяет формулу, с помощью которой разваливали СССР, принимая первую Декларацию о суверенитете.
Коммунисты же сдвигаются к примиряющей формуле — "не все было плохо при советской власти" — и начинают вспоминать цену буханки, Гагарина и т. д. И там, и здесь я вижу глубокую, исторического масштаба бессовестность большую, чем у «демократов». Эти признали, что они — сознательные и непримиримые враги советского строя. Сейчас явные, а раньше "солдаты невидимого фронта" холодной войны, которую Запад вел против России, продолжая другими средствами дело недотепы Гитлера. Чего же от них требовать?
Почему же обе формулы бессовестны, а не просто ошибочны? Потому, что никто из них — ни Шафаревич, ни Зюганов, ни Зорькин ни разу не сказали: в какой из критических моментов после 1917 года они в реальном спектре политических сил заняли бы иную позицию чем та, которая и победила в проекте советского социализма? Вот это было бы честно, поскольку тогда их критика этого проекта как якобы худшего из реально возможных была бы сопряжена с личной ответственностью. Пусть бы И.Р.Шафаревич сказал, что он в 1919 году был бы сподвижником генерала Шкуро или громил бы города и местечки вместе с батькой Махно. Пусть бы он сказал, что это был лучший выбор, чем собирать Россию под красным флагом, что лучше было бы ему потом скитаться по эмиграции, чем заниматься математикой в Академии наук СССР. Если он этого не говорит, то честно было бы оставить 1917–1921 годы в покое. Тогда народ сделал свой выбор после огромного кровавого эксперимента на самом себе, и ревизовать тот выбор сегодня — грех.
И грех перед настоящим, ибо уводит от самого насущного вопроса: что это за болезнь распада поразила Россию,
И от еще более трудного вопроса уводят подслащенные формулы нашей оппозиции. Вот она, заклеймив большевиков, вырвала из себя, конечно, их цинизм и жестокость, еще бы не вырвать! А не вырвала ли она заодно и то, для чего эта жестокость была калечащим инструментом — страсть и волю "остановить Россию над бездной"? Что и признали потом и Деникин, и Вернадский, и Есенин. Но оставим пока этот вопрос, пойдем дальше. Факт тот, что выбор в Гражданской (а вовсе не победа — побед в таких войнах не бывает) толкнул Россию в очень узкий коридор.
Следующий критический момент — поворот к сталинизму, к восстановлению державы, т. е. отказ от идеи мировой революции, для которой Россия — дрова. Пусть Зорькин скажет, что он в тот момент был бы с Троцким или Бухариным вот реальный выбор. В начале перестройки пытались представить Бухарина абстрактной лучшей альтернативой. Но вышли его труды, и эта попытка лопнула, как мыльный пузырь. Ну, так признайте: да, полвека предреволюционной работы тогдашних Нуйкиных и Новодворских, временное правительство тогдашних Бурбулисов толкнули Россию на такой путь, что в конце 20-х годов сталинизм, при всех его видимых уже тогда ужасах, оказался лучшим выбором — и подавляющая масса народа сделала именно этот выбор. Да, Революция всегда скликает многонациональную волну пролетариев-разрушителей (не путать с рабочим классом) — кто же еще возьмется пальнуть пулею в святую Русь. Потому-то революциям и приходится пожирать своих детей. Что, не знали этого? Россия вошла в берега и залечила раны именно в советском образе — и тут-то явились пролетарии типа Булата Шалвовича, отомстить и попользоваться. Но разве им не помогает множество патриотов, обличая сталинизм так же, как Вера Засулич обличала царизм?
А когда утвердился Сталин — оставалось 10 лет до войны, и их Россия прожила "бытом военного времени". Но ведь об этом никто — ни слова. Что такое "быт военного времени"? Это тоталитаризм, самопожертвование (и невинные жертвы тоталитарной машины) — принимаемые теми, кто воюет за страну, и ненавидимые теми, кто в этой стране есть "пятая колонна". Разве не так стоит вопрос? Так давайте честно определять свою позицию.
Вот, тотальная коллективизация — зачем? Чтобы решить срочную проблему хлеба, т. к. промышленность не поспела кормить город через товарообмен. Чтобы изымать средства из села для индустриализации. Чтобы механизировать поле и обеспечить заводы массой рабочих. Это проблемы, отложить которые было нельзя, не отказавшись от проекта в целом, и лишних денег для смягчения шока не было. Коллективизация — самая трагическая глава советской истории. Формула "не все было плохо" предполагает, что уж это-то наверняка было плохо. Так пусть Бабурин скажет, как бы он в тот момент решал эту проблему, окажись он на месте Сталина. И скажет не об эксцессах и дефектах, а о принципиальном выборе.
Но нет, все дело сводят как раз к дефектам. И тут же вдруг как воды в рот набирают. Боятся нарушить тайный уговор? Ведь катастрофа коллективизации была вызвана тем, что селу вместо артели была навязана модель кибуца, разработанная перед первой мировой войной сионистами-трудовиками для колонизации Палестины. Эта их разработка и сегодня по праву считается блестящим социально-инженерным проектом, но делался он не для русского крестьянина, а для горожанина-колониста, еврея. Думаю, эта модель была взята не по злому умыслу наркома Яковлева, и тем более Сталина, это фундаментальная ошибка с трагическими последствиями. Ошибка того же плана, что и утопия наших нынешних честных либералов (ведь были же такие!). Большевики оказались отрезанными от теоретического знания о России, оно осталось у «консерваторов», а марксистские шоры помешали и проявлению интуитивного знания. Тот факт, что никто из оппозиции не хочет в эту проблему лезть, прискорбен. Насколько честнее молчаливая позиция самих крестьян! Они переболели колхозами, сдвинули их к артели, не поставили свои жертвы в пику сталинизму, обманули надежды гитлеровских психологов.