Опять вопросы вождям

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Да, Толстой писал и "Власть тьмы", высвечивал тяжелые, больные стороны жизни. Но надо же брать все в целом, взвешивать верными гирями. По статьям Толстого можно воспроизвести весь ход событий, через которые довели Россию до революции. И особо он пишет о крестьянстве — сословии, которое составляло 80 процентов народа. Вот, ввели в конце XIX века телесные наказания для крестьян (а уж потом Столыпин приказывал сечь целые деревни поголовно). Толстой объясняет: "В то время как высшие правящие классы так огрубели и нравственно понизились, что ввели в закон сечение и спокойно рассуждают о нем, в крестьянском сословии произошло такое повышение умственного и нравственного уровня, что

употребление для этого сословия телесного наказания представляется людям из этого сословия не только физической, но и нравственной пыткой".

Если взять в целом то, что сказано о русском крестьянстве теми, кто его близко знал — Тургеневым и Некрасовым, Лесковым и Толстым, сам тезис о его убожестве и примитивности предстанет злобным идеологическим мифом. А если вникнуть в творчество тех, кто сам вышел из крестьянства — хотя бы Есенина — то вообще непонятно, как мог кто-то в этот миф поверить. А ведь верили и верят. По мне, есть неразрывная связь между отрицанием крестьянской России и ненавистью к России советской. Одно питается другим.

Я — из последнего поколения тех, чьи родители в большинстве своем вышли из крестьян. Мы уйдем, а дети наши останутся с этой ложью, и живого слова им никто не скажет. А может, и Толстого не прочитают.

Не очень-то хорошо ссылаться на личные впечатления, но, думаю, скажу вещи, многим знакомые и близкие. В детстве, два последние года войны, я жил у деда в деревне. Он был казак из Семиречья, но под старость перебрался ближе к Москве. Казаком он был бедным, даже неграмотным (редкость у казаков), работал много, но деньги не шли — семеро детей. Жил, по "прогрессивным меркам", убого и примитивно. Изба полна детей, тут же и теленок. Как зима, приезжают знакомые киргизы: "Василий, возьми мальчишку в работники на зиму, а то помрет". Значит, покорми зиму. Так что кроме своих семерых два-три киргизенка. Да еще жеребенок бегает за ними, как собачка, прыгает на кровать, пытается залезть на печку.

Когда я жил у деда, он с утра до ночи, при коптилке, работал. Кажется, знал все ремесла. И все время со мной разговаривал, советовался, учил. Сейчас, на склоне лет, узнав множество умных людей, я все же прихожу к выводу: мне не довелось больше встретить человека с таким космическим и историческим чувством, как у дедушки. Когда он со мной говорил, областью его мысли была вся Вселенная, а временем — вся история Руси. Во всяком случае, начиная с Ивана Сусанина все дела нас с ним касались прямо и непосредственно — он не думал о времени, а жил в нем. Думаю, он был человек талантливый, но талант мог лишь придать очарование выражению его мироощущения, но не породить его. Это шло от его крестьянского бытия.

Я вполне осознал себя в крестьянской избе, в эвакуации (до этого в памяти пpовалы). Хозяин — стаpик, хаpактеp его сложился до революции. Только обpаз этого стаpика, если его описать, целиком опpовеpгает тезис Тасвунина. Упомяну лишь одну его чеpту, общую для крестьян: способность многое сказать скупыми словами, но дополнить такими выpазительными сpедствами ("знаковыми системами") — голосом, своим видом, что сказанное становится изpечением. Мне было тpи года, к пpиходу матеpи с pаботы я должен был начистить каpтошки. Стаpик пpигляделся, а когда пpишла мать, сказал: "Твой много сpезает с каpтошки". Он сказал так, что у меня и в мыслях не было возмутиться или обидеться. Только желание быстpее научиться. Я полюбил это нехитpое дело, оно меня связывает с обpазом человека, который меня наставил на путь жизни. Он о мелочи сказал так, будто откpыл истину.

И скажу еще об одном случае, который, теперь думаю, поразил меня. Сразу летом после войны моя мать и еще одна учительница поехали

в глухую деревню, довольно далеко от Москвы, и меня взяли с собой. Как-то узнали, что в этой деревне остался мальчик-сирота со старой прабабкой, и она хотела бы его отдать в семью. Подруга моей матери стала вдовой и хотела усыновить мальчика. Полдня ехали на поезде, потом шли десять километров через лес.

Мы пришли, нас встретила старуха, мальчик где-то бегал, играл. Изба совсем вросла в землю — чистая, но совершенно пустая, без вещей. Старухе было 85 лет. Женщина ей понравилась, и она была рада ей отдать мальчика. "Мне, говорит — жаль расставаться, да кормить трудно и боюсь, помру и его напугаю". Позвали мальчика, моего возраста, лет шесть. Старуха ему говорит: "Ваня, поезжай с этой тетей в Москву. Она добрая, тебя любить будет. Будешь каждый день лапшу есть". И видно было, что и ему понравилась эта женщина. Но он нахмурился и сказал: "Нет, бабушка. Если я уеду, ты сразу без меня помрешь".

В том возрасте я мало что понимал, но осталось от той встречи ощущение счастья, будто прикоснулся к чему-то святому. На моих глазах два человека выразили такую любовь и такое достоинство, что не всегда в жизни удастся увидеть. А ведь та старуха родилась при крепостном праве, прожила всю жизнь в этой глухой маленькой деревне, без электричества, по своему подобию воспитала в голодные военные годы мальчика Ваню.

Так какими же мерками мы меряем этих людей и ту Россию, которую они не теряли, а хранили? Давайте проверим наши весы и гири. От этих людей пошла советская власть — то лучшее, что в ней было.

(Не опубликовано. Апрель 1997 г.)

Привет соседям слева

На всех собраниях избирателей встает один и тот же вопрос: почему у нас так много компартий? Говорят: пришел к нам кандидат от партии Тюлькина, поставил красный флаг, серп и молот — хорошо! А теперь вы от Зюганова, и опять красный флаг. Чего же вы не можете договориться? Почему не собраться в одну партию? Это крик души, а есть и холодный вопрос: в чем разница этих партий?

На публике кандидаты отвечают в меру своей тактичности. И тактическую же выгоду ищут, стараются соответствовать настроениям. Но полезно разобраться и по существу. Предлагаю схему разбора и мое мнение.

Тяга к единству — важная черта общинной психологии народов России. Эта тяга сильна у тех, кто уже отверг в душе своей курс «демократов». Прав был Зиновьев, говоря, что советский строй в точности соответствовал нашей психологии: нам было покойно, когда Верховный Совет голосовал единогласно. В этом — сила, особенно во время войн. В этом — и слабость, особенно в моменты глубоких изменений любого типа, когда общество на распутье и нужен поиск, «рысканье». 70-80-е годы — начало мирового кризиса. Энергетический, экологический, демографический — все это лишь симптомы. Раз есть глубокий кризис, начались революции и войны, нового типа. Технологическая революция, сексуальная, в культуре (рок), этническая — это все ответы на кризис.

В СССР «рысканье» и поиск были очень сильно затруднены. Партократическая система не справилась с этим противоречием: совместить тягу к единству с гибкой модернизацией. Она "предпочла разрушиться", сама вырастив в себе своих "якобы разрушителей". Думаю, мудрый Мао Цзедун предчувствовал такую же опасность в КПК и сорвал ее тяжелым, ранящим способом — призвал студентов-хунвейбинов разгромить номенклатурную надстройку. Это — китайский вариант нашего 37-го года. Потрясение элиты, разрушение возникших в ней связей. Такой жестокий, аварийный прием возможен лишь один раз в цикле истории. А действует он лишь на два поколения.