Оранжерейный цветок
Шрифт:
— Прямо сейчас я от всей души ненавижу тебя, — меня трясет от злости, и я не знаю, то ли это от того, что Коннор повернулся спиной к моему брату, или потому, что я не уследил. — Ты хочешь остаться его лучшим гребаным другом, пока я разгребаю все дерьмо, что ж, прекрасно. Мне уже насрать.
Я вешаю трубку, тяжело дыша.
— Нам нужно идти, — я поднимаю взгляд на Дэйзи, и замечаю, что она уже перекинула свою сумочку через плечо.
— Я готова.
Я хватаю куртку, и мы, блядь, выходим с номера.
Я
«Вперед, Англия!» — кричит пьяный парень с британским акцентом, размахивая своим чертовым кулаком в воздухе. В этой же руке он держит пиво. Его друзья поют победную песню, даже несмотря на то, что они проиграли своим соперникам из Южной Америки.
Дэйзи с любопытством наблюдает за болельщиками, ее глаза загораются при виде всего этого хаоса. Если бы вокруг не было столько камер, думаю, она бы подошла к одному из болельщиков и завела с ним разговор просто так, черт возьми.
Я в третий раз пытаюсь дозвониться до своего младшего брата, но он не отвечает. Я готов его убить. Нет, сначала я убью Коннора, а потом я, блять, убью своего брата.
— Вы теперь пара? — спрашивает репортёр.
— Как давно вы встречаетесь?
— Поцелуй ее, Райк, — фотография стоила бы кучу гребаных денег.
Нас с Дэйзи всегда видят вместе, так что сплетни и слухи уже какое-то время крутятся вокруг. Как итог, ее мама ненавидит меня еще сильнее, а мой брат с опаской оставляет нас одних. Но доказательств наших отношений никогда не было, были лишь фотографии, где моя рука лежит на ее плече или ее спине, иногда легкие объятия — ничего серьезного.
Дэйзи встречается взглядом с одним из операторов, ее губы изгибаются у улыбке: — Я не целуюсь с парнями, которые ездят на мотоциклах.
Я почти улыбаюсь, но на одну ее единственную фразу каждый оператор задаёт ещё десять вопросов. Мы двигаемся вперед, а люди продолжают собираться вокруг нас.
— Дэйзи, позади тебя идёт какой-то странный человек, — внезапно говорит фотограф.
— Ага, какой-то сумасшедший. Осторожнее, Дэйзи!
Я поворачиваю голову и замечаю парня с ухмылкой на лице, он подходит к Дэйзи слишком близко. В его руке нет камеры, но он прикасается к ее чертовым волосам. Из его кармана торчат ножницы. Я тут же отталкиваю его гребаную руку, бросая на него предупреждающий взгляд. На меня трижды подавали в суд за разбитые камеры. Однажды, я даже ударил «пешехода», и меня обвинили в нападении. Даже если этот гребаный пешеход подглядывал за Дэйзи в окно через бинокль. Мне не удалось этого доказать. Он сказал, что просто наблюдал за птицами. Плюс он был на улице, в общественном месте.
Чушь собачья.
Парень раскидывает руками, словно я заразил его или что-то в этом роде. Заебись.
Я встаю позади Дэйзи и направляю вперед, схватив ее за плечи.
— Что это было? — спрашивает она меня, пытаясь обернуться.
—
Когда мы находимся на улице, Дэйзи хорошо удаётся держаться. Она не волнуется и не пугается, как это обычно бывает с Лили. Дэйзи выглядит просто энергичной и живой. И только ночью, когда она остается одна — совсем другая история.
Дэйзи разворачивается и делает пару шагов назад, чтобы оказаться лицом ко мне. Она направляет свой взгляд сначала к моим волосам, затем медленно опускает к ногам, разглядывая меня так медленно, насколько это возможно. И если это не взрывает мне голову и не направляет кровь к члену…
В этот момент вспышки фотокамер ослепляют нас.
Есть что-то гипнотическое в том, как свет падает на эту прекрасную девушку. В одну секунду я вижу ее игривую улыбку и смелые зеленые глаза. В следующую секунду она полностью скрывается во тьме ночи.
Это пугает меня до чертиков. Между нами пара метров. И после каждого моего шага навстречу к ней, она делает шаг назад. И в эти моменты, когда она оказывается поглощенной тьмой, я гадаю, не исчезнет ли она навсегда. Я представляю, как вспыхивает свет, и она больше не улыбается. Затем следует ещё одна вспышка, и я представляю страх в ее глазах.
Этот образ, сама только возможность подобного толкает меня к Дэйзи, словно сокрушительная сила. Я хватаю ее за талию, собираясь развернуть, но она внезапно останавливается. Наши тела врезаются друг в друга. Все наблюдают за нами. Напряжение настолько сильно, что оно могло бы задушить нас.
— Двигайся, — грубо говорю я ей. — Или я перекину тебя через свое чертово плечо.
Дэйзи не двигается с места, она улыбается ещё шире. И я чертовски рад, что теперь у меня есть повод взять ее на руки. Дэйзи раздражает меня до чертиков — это обычное наше поведение перед папарацци.
Я быстро хватаю ее за бедра и перекидываю ее через плечо. Она смеётся, когда я кладу ладонь ей на попу.
Да, ее отец чертовски сильно не любит меня.
И эта ситуация не поможет улучшить наши отношения.
Коннор считает, что я идиот, раз совершаю вещи, выставляющие меня в дурном свете, особенно потому, что я не даже и не пытаюсь разъяснять свои намерения другим. В конце концов, люди будут думать лишь то, что захотят. Я не могу изливать свою душу каждому, кто считает меня мудаком. Я не могу даже раскрыться тем людям, кто имеет значение в моей жизни.
Когда мы подходим ко входу в бар, я осторожно опускаю Дэйзи на ноги. Пара вышибал у дверей отталкивают операторов назад. Мы входим почти сразу, минуя длинную очередь людей, которые, вероятно, ждали минут тридцать, чтобы войти.
Как только дверь за нами закрывается, шум становится только сильнее. Быть окружённым шумными пьяными людьми — не мое любимое занятие. В баре также находятся модели — худые девушки с красивыми чертами лица.
А вот и мой брат. И если смотреть на его внешность, на черты лица с ярко выраженными острыми скулами, то можно подумать, что он тоже модель.
Он сидит на гребаном барном стуле в накуренном пабе. Коннор находится рядом с ним, попивая воду из стакана, словно ничего и не произошло.