Оранжерейный цветок
Шрифт:
Коннор подходит ко мне: — Я так же зол, как и ты.
Я смотрю на него. Его мышцы расслаблены, несмотря на то, что в его глазах видна печаль. Коннор показывает чертовски много эмоций сейчас, что очень непривычно для него. Но я сильно сомневаюсь, что он чувствует то же, что и я.
— Я так не думаю, Кобальт. Твои чувства и близко не стоят с тем, что испытываю я.
— Моя жена расстроена, но она слишком упряма и горда, чтобы сказать мне, что ее беспокоит. Роуз относится к тому типу женщин, которые заберут секрет с собой в могилу по двум причинам: либо они очень напуганы, чтобы его раскрыть,
— Тогда уезжай, — говорю ему. — Никто тебя здесь не держит.
— Ло выпил алкоголь, — категорично отвечает Коннор. — Дэйзи в больнице. И ты в ужасном состоянии. Я не оставлю вас троих.
— Я блять не в ужасном состоянии.
Он указывает на коридор.
— Я видел как два бугая повалили тебя на пол. А ты лишь плюнул им в лицо.
Я сердито на него смотрю.
— Один пытался пнуть меня, — это было низко. — Не важно. Оставайся, если ты действительно этого хочешь. Или уезжай. Если понадобится, позже я позвоню Лили и спрошу, почему ее нет здесь…
— Ло уже пытался, — отвечает Коннор. — Лили и Роуз сказали, что они возьмут билеты на завтра.
Я раскидываю руки в стороны.
— Ну и к чему нахрен эти споры? Если они будут здесь.
Коннор качает головой.
— Я уже знаю, чем это закончится. Если Дэйзи проснётся и будет в нормальном состоянии, то как только они ей позвонят, а девочки это сделают, Дэйзи убедит своих сестёр остаться дома. Она не захочет портить их день, неделю, даже из-за такого серьезного события.
Он прав. Если бы Дэйзи нравилось обременять других своей болью, она уже давно бы рассказала своим сёстрам о бессоннице, о своих гребаных друзьях из школы. О том, что происходило с ней в течение тех десяти месяцев, что она жила с родителями. В то время как я был в своей квартире. Она не думает, что ее проблемы соизмеримы с проблемами зависимости Лили, но это так. Они так же важны.
Я смотрю в пол, мои глаза снова горят. У меня в голове просто возникает картина, как Дэйзи просыпается в незнакомом месте, в другой стране, а вокруг нет ни одного знакомого лица. Это чертовски пугает, и я не хочу, чтобы она это пережила.
— Кто-нибудь звонил ее маме?
— Нет, — он шепчет. — Саманта ничего не знает, и Роуз хочет позволить Дэйзи самой решить, рассказывать об этом своей матери или нет. Особенно с учётом того, что Дэйзи пропустит оставшуюся часть Недели моды. И мы все знаем, Саманта воспримет это не очень хорошо.
— Но ее мама любит ее, — отвечаю я. — Она будет беспокоиться. Мы должны хотя бы позвонить ей, черт возьми.
— Райк, — он выдыхает. — Она выкинет тебя из больницы. В Интернете уже есть видео, как ты дерёшься с Йеном в пабе. И Саманта обвинит во всех травмах своей дочери тебя, затем устроит сцену, и это расстроит Дэйзи ещё сильнее. С этим лучше не спешить. Нам нужно сначала спросить Дэйзи.
Я киваю. Я просто надеюсь, что Дэйзи будет вообще в состоянии понять что-либо. Что если она не сможет говорить? Что если она ослепла? Мы ничего не знаем.
Некоторое время Коннор изучает мое лицо и добавляет: — И ещё, журнал «Любимые Знаменитости» опубликовал фото, где ты перекинул Дэйзи через плечо, — он делает
Я вижу новую сторону Коннора. Защищающую Дэйзи. И я действительно это ценю, даже больше, чем покажу это ему.
— Откуда ты знаешь, чего я хочу?
— Я, правда, очень хорошо могу читать людей. Я почти на сто процентов уверен, что ты поцеловал ее, когда мы приехали в Париж. Ее губы были красными. Щеки были покрыты румянцем. И твои, кстати, тоже.
Я открываю рот, но Коннор меня перебивает.
— Ло этого не заметил. Он бы и не понял. Не думаю, что многие видят то, что замечаю я.
— Почему каждый раз, когда ты пытаешься доказать свою точку зрения, тебе обязательно нужно похвалить себя?
— Я констатирую факты.
Я скрещиваю руки на груди.
— Ну, сейчас я расскажу тебе один, Кобальт. Не имеет значения, обниму я ее за талию, поцелую ее нежно или грубо. Неважно, что я сделаю, я все равно не буду нравиться ее отцу, черт возьми. Ее мама в любом случае будет ненавидеть меня. Так что пошел ты на хер, если думаешь, что мне нужно их одобрение на серьёзные отношения с ней. Мои чувства реальны, и мне не нужна ее мать для того, чтобы за меня их подтверждали.
Коннор качает головой, словно я идиот.
Прямо сейчас я хочу что-то ударить, и то, что этот самодовольный придурок стоит здесь, совсем не помогает. Успокоительное, помогавшее мне сдерживать мой темперамент, как-то быстро прекращает действовать.
— Насколько они реальны? — спрашивает Коннор. — Если тебе приходится скрывать их от друзей и семьи, ваши отношения — притворные, Райк.
— Да пошёл ты, — повторяю я.
— Нет, пошёл ты, — парирует он, что довольно для него нехарактерно. Настолько, что я напрягаюсь. — Я был за тебя. Когда Ло был против вас с Дэйзи, я пытался убедить его в том, что вы оба взрослые люди. Я поддерживал любую идею о том, что у вас могут быть отношения в будущем, и я до сих пор поддерживаю. Но после этой поездки, думаю, мне стоит пересмотреть то, насколько сильно верил в тебя в этом плане.
Уверен, это дело не только в моей руке на ее попе на той гребаной фотографии. Дело в «разговоре», который он хотел начать ещё в отеле после того, как Дэйзи проснулась с криками. Почему он решил выбрать именно этот момент, когда разговор может буквально разорвать меня на куски?
Я не рассчитывал на то, что Коннор будет сегодня настолько зол. Он был прав. Он действительно чертовски зол, и он переходит в наступление.
— Тебе следовало рассказать кому-нибудь о ее проблемах со сном, — говорит Коннор. — Я думал, что ты, из всех людей, будешь сильнее беспокоиться о ее здоровье. Я думал, ты сразу же расскажешь об этом ее сёстрам. Я думал, ты сделаешь все возможное, чтобы обеспечить ей безопасность и защиту.