Оранжевый цвет радуги
Шрифт:
Ужасно, когда взрослый человек, который должен разбираться в жизни и иметь некий опыт социальной жизни, вдруг оказывается в такой ситуации, как я. Мало того, что очутилась среди абсолютно чужеродных и непонятных элементов, о которых я совсем ничего не знаю, так еще и не помню ничего. Я даже не в курсе, какой у меня раньше был характер. Я была веселой хохотушкой или занудной заучкой? Или, может, бессердечной стервой? На сегодняшний день меня бросает от полной апатии и смирения с не сложившейся жизнью до бунта по мелочам и неприятия попыток окружающих идти на контакт. А это не есть хорошо. Акир прав, пора взять себя в
Пожалуй, стоит и мне пойти навстречу. Нет, сама я, конечно, ничего предпринимать не буду. Хватит! И так уж отличилась… Подумать только: я ему предложила жениться на мне. Какой кошмар! Щеки обожгло румянцем, и я смущенно покосилась на Яшку. Он хоть и не говорит ничего, но понимает, как оказалось, многое.
Все, решено! Буду ходить на свидания с собственным мужем, если он пригласит. Перестану прятаться, словно я дикая, и попытаюсь вести себя как взрослая разумная женщина, коей я по идее и являюсь. Мало ли почему я так молодо выгляжу (лет на семь-восемь моложе психологического возраста). Может, у меня наследственность хорошая.
Приняв это жизнеутверждающее решение, я отправилась спать.
Утром пришлось встать пораньше, чтобы дать волосам возможность высохнуть естественным способом и закрутиться в тугие пружинки. Мне же разрешили? Ну и вот! А потом весь этот пышный кудрявый беспредел я слегка собрала лентой, чтобы в лицо не лезли, и отправилась завтракать. Командора и капитана еще не было, так что я успела спокойно выпить чашку чая, поесть и поболтать с ребятами, составившими мне компанию. И, наконец, в столовую вплыла парочка кошаков. Увидев меня, они немедленно направились к нашему столику.
— Алеся, доброе утро, — поприветствовал меня Акир и положил руку мне на плечо.
— Доброе утро, — улыбнулась я ему. Перевела взгляд на Риота и достаточно прохладно, хотя и вежливо поздоровалась и с ним: — Капитан, приветствую вас.
Парни их экипажа, с которыми я завтракала, тут же подобрались и, пожелав хорошего дня, ретировались, а ниоки уселись на освободившиеся места.
— Алеся, — наглый помоечный котяра с седой прядью (а я по-другому его и представить теперь не могла) расплылся в улыбке. — Видел я твой вчерашний рисунок. Впечатляет!
— Понравилось? — вежливо спросила я, пытаясь не смотреть на Акира, который старался сдержать смех.
— Ну как тебе сказать? — Риот закатил глаза. — Неоднозначное у меня впечатление. С одной стороны — ты талантливый художник, а коты великолепны. С другой — как-то обидно. Почему у меня есть банки на хвосте, а у него — нет? — кивнул он на друга.
— Потому что у него есть мышка, — спокойно пояснила я.
— И что? — поднял брови капитан. — Пьянствовали-то мы на помойке вместе. Значит, у него тоже должны быть банки!
— А я вовремя ушел за мышкой, — вмешался Акир. — И пока некоторые развлекались, другие некоторые спасали мышек. Так что все справедливо.
Мужчины переглянулись, и мне показалось, что они понимают,
— Командор, капитан! — Я встала из-за стола. — Мне пора, так что вынуждена вас покинуть.
— Иди, Алеся, — кивнул мне Акир. — Увидимся позднее.
— Алеся! — окликнул меня Риот, когда я уже повернулась к ним спиной и сделала шаг. Пришлось оглянуться. — У тебя невероятные волосы. Зачем ты прятала такую красоту? — Я неопределенно пожала плечами, так как не знала, что сказать, а он продолжил: — Можно потрогать?
— Нет, — спокойно сказала я.
— Нет! — одновременно со мной отрезал Акир.
У Риота сделался обиженный вид, точно как у котенка, у которого отобрали клубок ниток или мягкую тряпочку, в которую так приятно запускать когти. Или что еще хуже — тряпочку показали, а добраться до нее не удалось. Он даже уши прижал к голове. Но я пояснять ничего не стала, просто ушла.
Вечером ко мне в каюту снова пришел Акир и сразу с порога спросил:
— Где расческа?
Забегая вперед, скажу, что волосы я с того дня стала часто оставлять распущенными или делала небрежный пышный пучок, закалывая карандашом, за неимением заколки в виде спицы, или же шпильками. Но от шпилек болела голова, так что я старалась обойтись без них.
Так прошло несколько дней. Мы с мужем эпизодически виделись днем, сталкиваясь в столовой или в коридорах. Иногда он, как и раньше, заходил ко мне в мастерскую и смотрел, как я работаю. Так как ничего конкретного от меня пока не требовалось, то я рисовала то, что мне хотелось. Портреты ребят из экипажа, виды природы неизвестных мне планет, срисовывая их с голограмм, которые находила в планшете, или «портреты» Акира и Риота. На них оба ниоки всегда были в виде котов, хотя не опознать, кто из них кто, было невозможно. Очень уж характерные морды получались у них обоих.
Акиру эти рисунки ужасно нравились, и он их у меня в обязательном порядке изымал. Ну да мне не жалко, времени они отнимали мало, так как делала я их без цвета, только графитом, а складывалась весьма занятная коллекция. Два хвостатых другана орали кошачьи песни, сидя на крыше. Охотились на крыс и ловили лапами рыбу в ручье. Удирали от своры псов (вот этот рисунок Акиру, кстати, не понравился). Пришлось на следующем нарисовать, что уже стая бродячих псов удирает от двух огромных котов с торчащими вверх хвостами. В таком духе были и остальные работы. В общем, я отрывалась, как могла.
Командор смеялся и говорил, что Риот иногда обижается, что у него рваное ухо, но делает себе копии всех моих работ. И каждый вечер спрашивает, нарисовала ли я что-нибудь еще. Ко мне капитан больше не лез ни с советами, ни с угрозами, ни с просьбами потрогать мои волосы. Хотя я видела, как у него горят глаза, когда он смотрел на мои буйные кудряшки.
А мы с Акиром пытались узнать друг друга получше. Со мной это было сложно, так как память ко мне так и не вернулась, только обрывочные куски, из которых сложить целую картинку никак не получалось.