Орден Люцифера

Медведев Антон Николаевич

Выйдя на улицу, пошел по тротуару, сжимая в руке сложенный зонтик и не замечая льющейся с неба воды…

Он всегда хотел рисовать. Началось это совсем глупо: ему было лет десять, он вместе с двоюрод­ными братьями, Костей и Юрой, гостил у бабушки. Родители подарили им альбомы для рисования и новенькие фломастеры. Расположившись в комна­те прямо на полу, все трое начали рисовать. Костя предложил нарисовать «Аврору» — у кого лучше получится? Разумеется, Илья не мог не принять вызов. Высунув кончик языка, сосредоточенно вы­водил корпус судна, орудия, надстройки. Не забыть флаг со звездой и якорь…

Увы, именно тогда

он и проиграл в первый раз. Причем проиграл позорно, с треском. Показав свой рисунок, не смог сначала даже понять, над чем сме­ются братья. А осознав, густо покраснел. Он забыл нарисовать у крейсера трубы.

Именно тогда Илья и дал себе зарок стать луч­шим. Вернувшись домой, он сам записался в худо­жественный кружок. Мама не могла нарадовать­ся. С той поры в его школьном ранце всегда лежа­ли альбом для рисования и акварельные краски, а урок рисования в школе стал самым любимым. И вроде бы у него неплохо получалось: его хвали­ли, ставили пятерки. Илья с удовольствием ходил по музеям, часами простаивал у картин, пытаясь понять секреты мастерства. Почему на этой карти­не все гладенько, а на той краска висит кусками? Некрасиво? Да. Но отойдешь подальше, и совер­шенно безобразные мазки превращаются во что-то чудесное. Это казалось мистикой.

Неудивительно, что после школы Илья по­ступил в художественное училище. Поступил без труда — к тому времени он и в самом деле рисо­вал весьма сносно. Затем были годы учебы, нача­ло которых совпало с развалом Союза, были на­дежды на блистательную карьеру. Была и первая любовь, еще на первом курсе — Илья всякий раз улыбался, вспоминая, как мастерски соблазни­ла его та девчонка. Предложила ему нарисовать ее портрет у нее дома. Илья согласился — ли­чико у Марины было симпатичное. Ее родителей не оказалось дома — уехали на дачу. Наедине с девушкой, да еще такой красивой, Илья чув­ствовал себя весьма скованно. Марина прекрас­но понимала это, а потому, не без вызова в голо­се, предложила нарисовать ее обнаженной. «Или слабо?» — добавила она, и Илья не смог отказать­ся. Не без грации раздевшись, Марина улеглась на диван. А он, красный от смущения, дрожащей рукой пытался что-то выводить на листе бумаги. Ничего не получалось. Когда Марине это оконча­тельно надоело, она поднялась, взяла его за руку и потянула к дивану…

Рисунок так и не был закончен. Тем не менее, Илья остался вполне доволен проведенным време­нем. После этого они встречались с Мариной еще пару месяцев — до тех пор, пока она не нашла себе кого-то другого.

А потом умер отец. Умер внезапно, прямо на работе — остановилось сердце. О тех днях Илья не любил вспоминать, они прошли как в тумане. Год спустя мама уехала в деревню к своей сестре — ска­зала, что там ей будет лучше. Сыну оставила квар­тиру — в надежде, что тот женится, что все у него будет хорошо. Увы, он до сих пор так и не оправдал ее ожиданий…

По голове скользнула ветка. Пригнулся — и только тут осознал, что идет по аллее в сторону дома. Провел рукой по волосам, стряхнул дожде­вые капли. Вспомнив о зонтике, раскрыл его. За­тем снова закурил.

Жизнь не удалась. Идя домой, Илья понимал это все отчетливее. Через месяц ему тридцать три — возраст Христа. И чего он добился за эти годы? Ничего. И уже никогда не добьется…

Дома он включил во всех комнатах свет, не в силах выносить давящий сумрак. Вошел в мастер­скую, остановился у станка. Мрачно взглянул на незаконченную картину. Да, это не девушка с вес­лом. Но что-то очень похожее. Бездарная работа бездарного художника.

Пройдя на кухню, долго сидел у окна, дымя си­гаретой и глядя отсутствующим взглядом сквозь покрытое дождевыми каплями стекло.

Ему было грустно. Илья вспомнил Валеру — учились вместе на одном курсе. Хороший верный друг. Никогда особо не блистал, но что-то в его ра­ботах было. В девяносто восьмом уехал в Москву, имея в кармане сто долларов. Безрассудство? Тог­да Илья думал именно так. А пару недель назад узнал от Максима, что Валера уже давно стал из­вестным столичным художником. Выставляется даже за рубежом. Женат, имеет аж троих детей. А главное, по-настоящему счастлив.

Все правильно — люди как-то устраиваются. Даже те, которые кувшин нарисовать не могли. Взять хоть Брюлика — его же чуть не отчислили со второго курса. Но вывернулся, доучился. Сейчас разъезжает на шикарной машине, водит дружбу с первыми лицами города. Почему, за какие заслу­ги? Несправедливо…

Идти в мастерскую не хотелось — работа вы­зывала отвращение. Пройдя в спальню, Илья рух­нул на кровать, закрыл глаза. Душу вновь захлест­нуло отчаяние.

Неудачник. НЕУДАЧНИК. Даже часы на сте­не выговаривали это слово своим тиканьем: «НЕ- У-ДАЧ-НИК».

На улице послышался чей-то смех. Он доносил­ся через приоткрытую форточку — Илья рывком поднялся и захлопнул ее. Снова лег.

Не хотелось думать. Вообще ни о чем. Это было бы здорово — не думать. Мысли подобны заразе — так и норовят пролезть в сознание. Можно изба­виться от тараканов, вшей, клопов, соседей. Но из­бавиться от мыслей…

Он только-только задремал, когда под окном раздался гудок машины. Сонно помянув недобрым словом разбудившего его урода, лениво приподнял­ся, сел на кровати. Взглянул на часы — четверть восьмого. Утро или вечер? Вечер.

Сунув ноги в тапочки, пошел в туалет, затем снова сидел на кухне и курил, думая о том, где раз­добыть денег. У Максима не занять — уже и так ему должен. А больше и не у кого.

Захотелось куда-нибудь сходить. Неважно, куда. Да и дождь вроде закончился…

Десять минут спустя Илья уже медленно шел по улице. Шел без цели, без направления. Шел, стараясь не смотреть на людей.

Он бродил по городу больше часа. И лишь когда совсем стемнело, понял, что надо возвращаться. Пе­рейдя улицу, направился к дому, с раздражением думая о том, что вынужден ходить пешком, эконо­мя даже на автобусе. И так все последние годы. Но почему так произошло? Да, плохие у него картины. Но ведь не хуже того убожества, коим заполнены художественные салоны. Так почему ничтожества вроде Брюлика процветают, а ему нечем запла­тить за квартиру?

Илья проходил мимо ресторана. Яркого, бли­стающего огнями. С дорогими иномарками у вхо­да. Остановился закурить, хмуро глядя на это ве­ликолепие. Вроде вот оно, рядом. А как на другой планете. «Киса, мы с вами чужие на этом празд­нике жизни…»

— Так думают многие. Но это всего лишь за­блуждение.

Рядом стоял человек в черном кожаном плаще и шляпе. Илья почувствовал себя неловко — не ина­че, фразу о празднике жизни он произнес вслух. Спрятав зажигалку и сигареты, затянулся, хмуро глядя на незнакомца. Высокий, гладко выбритый. Холеный. Явно из новых.