Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж
Шрифт:
– На нашем жаргоне это называется: «выход в тираж». Нет-нет, это совсем не то, о чем вы подумали…
Теперь говорила Польских. Процесс, круги, Орден… Рассказывала, объясняла – и понимала, как выглядит со стороны. Психованная дамочка, рехнувшаяся на почве климакса. В самом лучшем случае ее рассказ мог вызвать вежливое недоумение. Зря она ввязалась в эту историю.
Зря.
– …Сейчас издатель принимает срочные меры, чтобы затормозить процесс. Но если Владимир в ближайшее время не объявится и не подпишет договор или не сдаст книгу в производство… Массовый психоз –
Королева умолкла, допила остывший чай и в упор посмотрела на Настю. Санитаров сразу вызовешь или как?!
– Знаете, мне в последние дни… – Настя играла краем клеенки, отказываясь встретиться с Польских взглядами. – Снится. Что-то. Часто. А вспомнить потом ничего не могу. Внутри ноет: вспомни! важно! Нет, никак. Стена. Хоть голову разбей.
– Это конец третьего круга. Скоро, проснувшись, вы будете все помнить.
Королева вздрогнула. Помнить! Когда хотелось бы забыть…
Увы.
– Не бойтесь, Тамара. Я сейчас за соломинку хватаюсь. Предложат в НЛО к Сириусу слетать – займу денег, куплю билет и полечу. Лишь бы Влад вернулся. Вы мне другое скажите: вы из-за него приехали? Или только из-за «процесса»?
– Только? Настенька, вы намного моложе меня… Впрочем, это не аргумент. Кто вы по образованию?
– Я? Филолог. Это имеет какое-то значение?
– Нет. Значит, филолог. Один мой знакомый называл таких «логофилами». Вы улыбнулись? Напрасно, вряд ли он вкладывал в это определение юмор. Вы не рыцарь Ордена Святого Бестселлера, но это тоже не аргумент. Знаете, самое тяжелое – отнюдь не работа над новым текстом, а ожидание начала процесса, которое всегда стоит у тебя за спиной, заглядывая через плечо. Многоликий идол, тысячеглазый Аргус с серпом за пазухой.
– Вы путаете, Тамара. Это Гермес был с серпом. Отрубив им голову Аргусу-Многоглазу.
– Я знаю, Настя. Вы все правильно говорите. А я все правильно – знаю. Потому что этот Многоглаз с серпом стоял за спиной у меня. Вчитывался, размышлял, погружался, чтоб однажды вынырнуть, вцепиться, утащить и полоснуть. Чувствуете, как я заговорила? Существительные и глаголы. Кости и мышцы. Никакой косметики прилагательных, пудры наречий, обилия родинок-местоимений… Кости и мышцы. Так труднее соблазнять, но легче драться. Так легче ждать удара…
Продолжая рассказывать, королева ощутила укол болезненного удовольствия. Пьяница в завязке вслух вспоминает былые подвиги: где, когда, сколько, с кем и подо что. На языке тает хмельной отзвук памяти. Или иначе: пожилой интеллигент в очках и шляпе, с подагрой и радикулитом, вспоминает сладкий месяц юности, когда он, прыщавый щенок-восьмиклассник, презрев увещевания бабушки и слезные мольбы родителей, записался на дзюдо. Месяц «мужчинства». Пота, ушибов, насмешек – и счастья. Не забыть никогда.
И, выпив лишнюю рюмку коньяка, втягивать живот и расправлять плечи, заводя шарманку: «Однажды я…».
– Работа – это пустяки. Привычка. Контракт-заказ, аванс, сроки, и ты почти гарантирован от лишних последствий. Ну, в крайнем случае кинешь заранее фрагмент, отрывок, как кость, как камень в пруд… Полегчает. А дальше книга уходит в печать, ты едва переводишь дыхание, и опять…
– Почему – опять? Почему – едва, Тамара?! Отдохните месяц. Два. Возьмите год передышки. Деньги у вас есть, можете себе позволить…
– Деньги есть. А позволить не могу.
Королева рассказывала. Рыцарь не в силах долго отдыхать. Рыцарь не может без подвигов, убитых драконов и поверженных великанов. Закончив текст и сдав его в печать, ты сердцем чувствуешь, как все короче становится отпущенный тебе срок перерыва. Ни за что не узнать, сколько отведено на сей раз. И в одну малопрекрасную ночь ты ложишься спать, – ненавидишь дремоту, королева! О да… – внезапно погружаясь в хаотики. Вышедших в тираж рыцарей Ордена мало. Меньше двух десятков. Но оруженосцев, следующих за рыцарями по пятам, много больше. Сейчас уже полусотня наверняка. Они пишут, их издают, постепенно приближая планку «выхода» для самых рьяных, избранных Господином Читателем. Оруженосцы мечтают о заветных шпорах, поясе и тираже. Мечтают страстно, подражая рыцарям во всем: в построении сюжета, в завязке интриги, в стилистике, языке, манере… Это инстинкт оруженосцев – подражать.
Это творения оруженосцев – хаотики.
Недостаточность тиража.
Незавершенность воплощения.
И рыцарь, слава и гордость Ордена Святого Бестселлера, наивно взявший долгую передышку, рушится в аморфную, кипящую массу. День за днем. Сон за сном. Спасение одно: начать собственный текст. Вернуться на круги своя: контракт-заказ, аванс, рекламный абзац в прессе: «Известный писатель-фантаст Имярек приступил к работе над новым…» Ты снова в колесе, но в колесе обжитом, чуть ли не уютном. Жаль только, срок передышки становится короче с каждым годом.
Жаль.
– Но Влад рассказывал… Вы же бросили! Перестали!
Сейчас она спросит: как?
– Почему?!
Удивительный вопрос. Эта девочка – первая.
– Настя, я спрашивала у вас: любите ли вы Влада?
– Да. Вы спрашивали…
– Это было очень важно для меня. Любящий человек – опора для любимого. Банально, да? И тем не менее… Но иногда – камень на шее, влекущий на дно. Удавка, за другой конец которой может взяться кто-нибудь посторонний.
Ты будешь рассказывать дальше, королева моя? Ты рискнешь?! Это дурно, скверно, не по-королевски: пугать юную принцессу державными страхами, показывать коллекцию ядов, водить на экскурсию в пыточную…
Ты понимаешь, что делаешь, королева?
О да, ты понимаешь.
Кто, если не ты?
…Он был обаятелен. Галантен. Предупредителен. Располагал к себе, вызывал доверие. И даже удивительная привычка именоваться Книжным Червем, – «Книжный я! Книжный!..» – абсолютно не смущала Царицу Тамару. «Я вас вычислил! – смеялся он, шутливо грозя пальцем, неестественно длинным и гибким. – Знаете, как в анекдоте? Карту составил, флажками обложил. Очень уж хотелось увидеться. С той, кто все это придумал, создал. За наше знакомство!» Вино было терпким, густым, в букете напитка жар июльского солнца сливался с радостью жизни, обещанием чуда…