Орехов
Шрифт:
В комнату вошел маленький мальчик Вовка и, прикрыв за собой дверь, постучался изнутри.
– Ну?
– спросил Орехов, даже обрадовавшись, что его мысли прервали. Что скажешь?
– Папку моего не видел?
– чтоб завязать разговор, уныло осведомился Вовка. Они с отцом - водителем Дрожжиным - были Орехову соседи по коридору.
– Придет скоро.
– Да-а, придет... Врешь. Что же он не идет-то?
– плаксиво проныл Вовка.
– Ты, может, голодный?
– Может, голодный, а он, черт,
– Если у тебя отец черт, значит, ты сам чертенок. Не смей ругаться, не поворачивая головы, спокойно сказал Орехов.
– Я не матерно. Я матерно никогда не позволяю. А где он валандается, чего домой не идет?
– Ты голодный?
– Конечно, голодный... Я два блина слопал. Софья дала...
– Сбегай за колбасой.
– А сколько брать? Кило?..
– Он захохотал своей остроте и серьезно спросил: - Триста грамм?
– Четыреста... В левом кармане куртки возьми. Слышь? Во внутреннем!
– Что я, не знаю?
– презрительно хмыкнул Вовка, быстро подставил табуретку, влез на нее и вытащил из кармана куртки деньги.
– Ух ты! Получка?
– Аванс.
– Ага, верно!
– поправился Вовка.
– Аванс. Ну, я дунул!
– и выбежал вон.
Минут через десять он вернулся бегом, как ушел, шлепнул на стол колбасу и разложил по столу сдачу. Во рту у него тоже была колбаса.
– Довесок, - пояснил он, напоказ громко чмокая.
– А ты что пьешь больно медленно? Все так и осталось, пока я ходил.
– Вечер длинен. Надо планировать. Ты режь колбасу-то. Ешь.
Они закусили. Он лежа медленно жевал, а Вовка вертелся на стуле, поглядывая в окно.
– Чего она меня блинами угощала, знаешь? Опять ей причудилось, что Монька в колодец вякнулся. Завелась на всю-ю катушку! И вот мотается, как кошка угорелая. После отыскался, вот обрадовалась! Псих. Сдохнешь от нее! Он хихикнул и покосился на Орехова. Убедившись, что рассказ успеха не имел, задиристо спросил: - А что, не псих, скажешь? Ну скажи? Не псих? Не псих?
– Псих, - сказал Орехов медленно, - это кто сдуру чудит.
– Ну ясно, - внимательно слушая, сказал Вовка.
– А тут, может, вовсе другое.
– Какое такое другое?
– Не наше с тобой дело какое... А вдруг, например, когда-нибудь в колодце она уже видела что-нибудь?
Минуту Вовка сопел, все медленнее прожевывая хлеб с колбасой.
– Не Моньку?
– Не Моньку.
– А ты не выдумал?.. А чего он туда полез, дурак?
– Почем я знаю... Едва ли чтоб сам полез.
– Фашисты?
– прошипел Вовка, широко открывая глаза.
– Верно я говорю?
– И рассеянно принялся за колбасу, безброво хмурясь, озабоченно что-то прикидывая в голове.
Немного погодя он увидел из окна отца:
– Является, бродяга... Гляди, и не торопится!..
– И не спеша пошел встречать.
Орехов
– Папка выпивши и еще с собой принес. Чудит! Пошли к нам в гости.
– Нет, я полежу, - сказал Орехов.
Вовка неохотно вышел.
К этому времени Софья Львовна вспомнила наконец, что все еще не отдала чужое письмо, и постучала в дверь.
– Вы уже дома?.. Так вам тут письмо.
Не вставая с кровати, Орехов попросил подсунуть письмо под дверь и услышал шелест бумаги на полу. Голубоватый квадрат скользнул и остался лежать, и он даже не подумал идти его подбирать, не могло быть ему никаких интересных писем, только приподнялся на локте, отхлебнул из стакана, откинулся на мятую блинчатую подушку и опять стал ждать.
Дверь распахнулась, и, дружно держась за руки, шумно ввалились Вовка с Дрожжиным.
– Чего же это ты? От нашей компании отбиваться, бирюк! А?.. дружелюбно погрозился Дрожжин.
– Я полежу, - сказал Орехов, слегка помахав кистью руки вместо приветствия. У него уже начинало отходить на сердце, и теперь хорошо было бы подумать в одиночестве.
– Полежать хочется.
– Ну, мы твои гости!
– покладисто согласился Дрожжин.
– Вовка, марш за припасами, все сюда! Живо!
Вовка стрелой выскочил за дверь.
– Все-таки при мальчишке хлебать эти прохладительные напитки...
– вяло поморщился Орехов.
– Ой, грех...
– смеясь, замотал головой Дрожжин.
– Вот перееду в коттедж-особняк, начну напитки принимать исключительно в своем скромном холле, а Вовку, чтоб не портился, каждый раз буду запирать в сортире...
Вернулся Вовка, прижимая обеими руками к груди и сверху придерживая подбородком кулек с пряниками и коробку с печеньем. От старания не разронять и от удовольствия язык у него был высунут, он гордился тем, что отец, когда возвращался выпивши с получки, притаскивал ему груду пряников, печенья. Вовка только и жил в полное свое удовольствие, когда отец был выпивши, ждет не дождется каждый раз такого дня, ладно еще, что ждать-то не долго приходилось, и тогда уж у них начиналась дружба, пряники и веселье до самой ночи.
Письмо, которое Вовка при входе задел ногой, с легким шуршанием скользнуло на середину комнаты.
– Письма у тебя по полу валяются, - сказал Дрожжин и вдумчиво стал разливать в стаканы, аккуратно поровну.
Вовка выложил на стол припасы, раздал каждому по прянику, а себе, как непьющему, вытащил сразу два.
– Нераспечатанное!
– сказал Дрожжин, закусывая пряником и издали разглядывая письмо.
– Давай я прочитаю, если тебе тяжело. Вовка, подай!
Вовка поднял письмо с полу, и отец протянул к нему руку.