Орел и Дракон
Шрифт:
– Но где же она, где? – почти одновременно воскликнули Гербальд и Хильдемар. Цели их расходились, но сейчас оба ощутили одинаковую надежду. Если графиня Санлисская сумела исчезнуть из монастыря до того, как сюда пришли викинги, то появилась возможности отыскать ее невредимой.
– Они ушли, когда начался бой и норманны ворвались в город, – ответила старуха. – Куда они собирались идти, я не знаю, мать Радеберта давала им наставления тайно. И я не знаю, удалось ли им хотя бы выбраться из города. Если нет, то спроси лучше у этих язычников, где теперь
Граф Гербальд обернулся, оглядел двор, будто искал какие-то следы ушедшей девушки.
– Вот еще что! – снова обратилась к нему сестра Баугильда. – Там в трапезной лежит один монах – даже не из Сен-Кантена, а чуть ли не из Сен-Валери-на-Сомме. Назвался отцом Херибертом. Он ранен, но все твердил, что у него какое-то важное дело к королям норманнов. Если он тебе нужен, граф, то поговори с ним сам.
Старая монахиня, в отличие от знатных франков, говорила по-романски – на «романе лингве», языке, которого норманны не понимали вовсе и были вынуждены дожидаться, пока граф Гербальд немногословно переведет им ее речи. Но название Сен-Валери и особенно имя Хериберт сразу привлекло их внимание.
– Что? – Рери вытаращил глаза. – Хериберт? Он здесь? Как он здесь оказался?
– Твой сумасшедший еще и не на то способен, – Харальд усмехнулся.
– Где он? – Рери знаком предложил старухе вести его. Она поняла и, повернувшись, направилась в одно из каменных зданий – то ли трапезную, то ли спальню.
И там Рери действительно увидел Хериберта. Монах лежал на скамье, прямо на голой доске, откинув голову и тяжело дыша. Его одежда была порвана, плечо и правую часть груди занимали неряшливо наложенные повязки, измазанные кровью – и уже подсохшей, и свежей. На повязки эти пошли, похоже, обрывки монашеских облачений.
– Хериберт! – едва веря своим глазам, Рери наклонился над ним. – Это ты! Как ты сюда попал? Я думал, ты в монастыре!
Поскольку Хериберт уехал в монастырь Сен-Кантен с вином для Ингви и до сих пор не показывался, естественно было предположить, что там он и остается – скорее всего, не по своей воле. И Рери о нем не беспокоился – когда монастырь будет в их руках, и бенедиктинец окажется на свободе, а до тех пор пусть посидит в тихом уголке, что ему сделается? И вот – безумный монах каким-то злым чудом оказался в городе, в самой гуще сражения! Ну, и получил свое, само собой.
– Хрёрек, – Хериберт открыл глаза, услышав знакомый голос. – Ты пришел… Ты меня нашел…
– Как ты здесь очутился?
– Меня отпустили… Сначала нас заперли, а потом отпустили… Когда прибежали люди и сказали, что кто-то перебил в лесу короля Ингви и всех его приближенных… Три человека сумели уйти…
– Да, я знаю, кто-то ушел назад в монастырь. И что дальше?
– Я сказал, что вы – двое королевских сыновей и у вас огромное войско. Я предложил им помочь в переговорах… чтобы вы отпустили живыми тех, кто остался в монастыре, если они добровольно отдадут
– Ну, а почему ты здесь?
– Когда я пришел в город… Я не успел… Уже шел бой… Я искал тебя…
Рери невольно зажмурился, вообразив эту картину – сражение, звон оружия, крики, яростные лица, и среди этого мечется нелепая фигура в черном одеянии, защищенная от буйства острого железа и боевой ярости только своей верой и невероятной удачей этого сумасшедшего.
– А здесь, в Святой Троице… Я знал, что здесь графиня Санлисская… Племянница короля… Я хотел найти ее и помочь… Но ее уже не было. Она ушла. Я хотел…
– Молчи уж! – Рери махнул рукой. Ему все было ясно. – Дай посмотрю, что с тобой. Торир! – окликнул он спутника. – Иди, посмотрим, что у него с плечом.
С плечом дела обстояли неважно. Чей-то клинок вошел под ключицу, рана получилась длинная и глубокая, и к концу осмотра, который Хериберт выдержал с истинно христианским терпением, лицо Рери омрачилось еще больше. Такие глубокие раны почти всегда воспаляются. А это почти верная смерть. Почему-то ему было до злости обидно, что жизнь этого странного человека прервется так нелепо – непонятно зачем, за что и от чьей руки.
– Лучше б тебе у Ингви сидеть! – в досаде бросил он. – И что мне теперь с тобой делать?
– Жизнь моя в руках Божиих, – ответил Хериберт, и было видно, что его совсем не волнует собственная участь, настолько безусловно он привык полагаться на Божью волю во всех превратностях своей непростой и беспокойной судьбы. – Если бы сокровище Святой Троицы не унесли… Оно могло бы исцелить меня.
– Исцелить? Сокровище? – Рери поднял брови.
– Да. Монастырь Святой Троицы издавна владел величайшим сокровищем. И всякий, кто прикоснется к нему, получает исцеление от своих недугов.
– Постой… – Рери вспомнил, зачем они, собственно, пришли в этот монастырь. – Та бабка говорила, что графиня Сан… дочь Гизелы унесла какое-то сокровище…
– Это оно. Спасти святые реликвии для слуг Божиих гораздо важнее, чем свои жизни. Ведь Господь заботится о нас, а наш долг – заботиться о сокровищах нашей святой веры.
– Куда она могла их унести?
Хериберт не сразу ответил на этот вопрос.
– Ты знаешь? – настойчиво расспрашивал Рери. – Наверняка знает главная здешняя хозяйка – как ее там? – а ты не успел с ней поговорить? Уж тебе она рассказала бы, ты ведь сам в своем монастыре был главным!
– Аббатиса стремилась спасти сокровище от нечестивых рук…
– И потому ты готов подохнуть, но не сказать, где оно? – Рери почти кричал, в досаде не думая, что говорит с тяжелораненым. – Да не нужно мне ваше сокровище, я тебя хочу спасти, дурак! Говори, ну! Или ты жить не хочешь?
– Если ты умрешь, кто же нас всех обратит в вашу веру? – улыбнулся Торир, знавший, что именно в этом Хериберт и видит главную цель своей жизни.
И хотя сказал он это скорее в шутку, именно этот довод подействовал.