Орел и Волки
Шрифт:
— Это необычайно любезно с его стороны.
— О да… необычайно. Поэтому я тебя и выбрал. Мне нужна в Каллеве толковая пара глаз и ушей. Центурион Макрон с понятной сдержанностью выражает легкую озабоченность, по-прежнему ли способен царь Верика держать в узде своих подданных. Макрону по нраву его новая должность. Ему приятно стоять во главе обособленного гарнизона, и он, разумеется, не желает, чтобы ему на голову посадили начальника более высокого ранга. По справедливости, там он проделал весьма значительную работу. В кратчайшие сроки сформировал из атребатов две боеспособные когорты, которые уже нанесли поражение дуротригам. Замечательное
— Так точно, командир. Похоже на то. Надо думать, этот Макрон — хороший наставник, и атребаты, которых он обучил, представляют сейчас собой грозную силу.
Командующий смерил трибуна холодным взглядом.
— Торопливость в суждениях — непозволительная для нас роскошь. Таков один из суровых уроков, преподанных здесь мне бриттами.
— О, командир. Если ты так считаешь…
— Я так считаю. А тебе не мешает извлечь урок из моего опыта.
— Разумеется, командир, — склонил голову Квинтилл.
— Мудро с твоей стороны. Так вот, успех Макрона поставил меня в затруднительное положение. Видишь ли, царь Верика стар. Сомневаюсь, что он переживет следующую зиму. До сих пор ему удавалось заставлять свой народ соблюдать договор с Римом, но в его племени есть и люди, не столь хорошо к нам расположенные.
— Разве так обстоит не везде?
— К сожалению, всюду. Но в данном случае эти не согласные с Верикой люди довольно влиятельны и в случае кончины царя могут выдвинуть на избирающем преемника племенном совете своего кандидата. И если тот станет повелителем атребатов…
— Мы окажемся в полном дерьме, командир.
— Прямо по шею. И мало того, что в тылу у нас окажется враждебное племя, так ведь вдобавок оно, благодаря усилиям центуриона Макрона, будет обладать нешуточными возможностями для подрыва снабжения легионов.
— Командир, обучая эти когорты, центурион превысил свои полномочия?
— Ни в коей мере. Он точно следовал приказам легата Веспасиана и выполнил их отменно.
— Значит, полномочия превысил легат?
— И опять же нет. Он запросил разрешение на подготовку этих когорт и действовал с моего одобрения.
— Понятно, — тактично промолвил трибун.
— Беспокоит то, что центурион Макрон, прекрасный, кстати, служака, не очень-то прозорлив и вряд ли способен предугадать, куда может занести наших приятелей атребатов.
— Но ведь можно приказать ему распустить когорты и изъять у них наше оружие.
— Приказать-то просто, осуществить сложнее. Ты не знаешь кельтов, а я на них насмотрелся. Для воина-бритта нет худшего оскорбления, чем попытка разоружить его. Они считают, что право на меч и копье им дается с рождения. Такая обида может вызвать всеобщее возмущение, и неизвестно, выдержит ли подобное испытание даже преданность Верики.
— Сложное положение, — задумчиво промолвил трибун. — Кое-кто может заинтересоваться, как вообще оно возникло. Тот же Нарцисс, например.
Плавт подался вперед через стол.
— В таком случае, скажи своему другу Нарциссу, чтобы он присылал сюда больше войск. Будь у меня достаточно вспомогательных сил, мне не пришлось бы полагаться на Верику и формировать дополнительные когорты.
— Прошу прощения, командир, я высказался лишь в порядке размышления, но ни в коей мере не осуждения. Виноват, если мои слова произвели такое впечатление. Ведь очевидно, что ситуация весьма непроста.
— Это еще слабо сказано. Теперь ты видишь, насколько я нуждаюсь в четком представлении о положении дел в Каллеве. Мне необходимо знать, до какой степени существование этих когорт связано для нас с риском. Если ты придешь к выводу, что они представляют опасность, мы их распустим, имея в виду, чем чреват такой шаг, если нет, подождем, поскольку они нам полезны. В то же время я должен увериться, что и новый преемник царя будет чтить договор, заключенный Верикой с нами. Помни, малейшая угроза перехода племени атребатов на сторону Каратака требует нашей мгновенной реакции. Не проворонь этот момент.
— Серьезная работа для одного человека, — заметил Квинтилл.
— Ну… ты будешь не совсем одинок. Некий весьма именитый атребат, так сказать, кормится с наших рук. Он близок к Верике и сможет тебя поддержать. Подробности я сообщу тебе позже.
— Справедливо, командир. — Трибун внимательно посмотрел на командующего: — Но какими полномочиями я буду наделен для выполнения этой миссии!
Плавт протянул руку, взял отдельно лежавший на столе свиток и подал его трибуну. Гладкий пергамент был плотно обернут вокруг короткого, выточенного из слоновой кости жезла, которого некогда касался сам Клавдий, и скреплен генеральской печатью.
— На первом этапе ты будешь только наблюдать и докладывать. Но если обстоятельства сложатся так, что появится необходимость в немедленных действиях, тебе будут предоставлены полномочия прокуратора. В этом случае земли атребатов надлежит тут же сделать провинцией Рима. С этой целью ты, в соответствии со своими правами, вменишь Веспасиану в обязанность аннексировать и оккупировать их.
— Это большая ответственность, — протянул Квинтилл. — Легат не обрадуется, когда об этом услышит.
— Если нам повезет, ничего этого не потребуется и никто ни о чем не услышит.
ГЛАВА 17
Прошло уже несколько дней после взбудоражившего всю Каллеву празднества, но напряженная атмосфера на плацу римской базы нимало не разрядилась. Муштра, правда, под бдительным присмотром гарнизонных инструкторов не прекращалась ни на минуту, и даже Катон был вполне удовлетворен успехами своих подопечных как в освоении боевых навыков, так и в строевой подготовке. Однако он также буквально физически ощущал гнет нависшей над бриттами тучи мрачных раздумий и, чтобы хоть как-то рассеять ее, гонял их без передышки, загружал чем угодно, лишь бы только они не обращали свой мысленный взор к тому леденящему кровь представлению, какое устроил на пиршестве царь. Чтобы усугубить и без того жуткое впечатление от расправы, Верика повелел выставить головы казненных на кольях вдоль улицы, ведущей к главным воротам столицы, а истерзанные останки изменников были сброшены со стены в ров, где о них позаботились дикие собаки и воронье. Наглядное напоминание об ужасной цене, уплаченной бросившими вызов царю смельчаками, заставило атребатов прикусить языки. Открытых споров о том, нужен ли британским кельтам союз с заморской империей, больше нигде не велось, а если люди, еще доверявшие друг другу, и продолжали шептаться, то умолкали по приближении любого постороннего человека и провожали его настороженными взглядами, пока он не удалялся. Проходя по грязным улочкам Каллевы, Катон ловил на себе эти взгляды, и если раньше в них светилось только угрюмое отчуждение, то теперь оно почти сплошь перешло в ненависть, смешанную со страхом.