Орел нападает

Скэрроу Саймон

С видимым усилием Авл Плавт вынырнул из своих размышлений и поймал взгляд легата. На миг генерал нахмурился, видимо пытаясь сообразить, как долго длилось его забытье, а потом с решительным видом кивнул.

— Я должен что-нибудь предпринять, пока у нас есть еще время. До истечения назначенного друидами срока осталось только двадцать три дня.

— Да, генерал, — пробормотал Веспасиан, пытаясь построить свой следующий вопрос так, чтобы в нем не прозвучало даже намека на неодобрение. — И ты… собираешься обменять пленных друидов на своих

близких?

— Нет… по крайней мере, не сейчас. Нам прежде надо самим попытаться вызволить или отбить их. Не следует позволять кучке кровожадных дикарей диктовать условия Риму.

— Понятно, — отозвался Веспасиан, хотя и решил, что генерал с ним лукавит. Зачем бы иначе ему таскать с собой черных жрецов? — Тогда, раз уж время нас поджимает, позволено ли мне будет спросить, генерал, каков же твой план?

— Окончательно я еще не решил, — признался Плавт. — Однако тут главное — внезапность и натиск. Так что, легат, спешно готовь к выступлению свой легион.

— К выступлению, генерал? А… куда?

— Я хочу начать эту кампанию раньше, чем мы намечали. По крайней мере, раньше задействовать в ней твой Второй. Приказ у меня уже заготовлен. Тебе предписывается вторгнуться на территорию дуротригов, сокрушая там все горные крепости и более-менее укрепленные деревушки. Пусть под ногами дерзостных похитителей запылает земля. Каждое племя бриттов должно навеки закаяться брать римлян в заложники, а уж тем более своевольно казнить их. Если в мозгах друидов и дуротригов есть хоть толика здравого смысла, они мигом запросят мира и вернут мне жену и детей.

— А если они не пойдут на это?

— Тогда мы начнем убивать всех захваченных нами друидов, одного за другим, оставив главаря напоследок. Если их не проймет и это, мы примемся уничтожать все живое на нашем пути.

В голосе Плавта слышалась ужасающая решимость.

— Все будет сметено! Ничто не уцелеет! Ты понимаешь? Ничто и никто!

Веспасиан не ответил. Это было безумие. Сущее безумие. Понятное, объяснимое, но несомненное сумасшествие. Во всем сказанном не имелось ни малейшего стратегического смысла. Но с генералом, пускай и свихнувшимся, все равно следовало вести себя деликатно.

— И когда же мой легион должен выступить?

— Завтра.

— Завтра?

Это прозвучало настолько нелепо, что Веспасиан чуть было не рассмеялся. Но сдержался, уловив в глазах Плавта опасный блеск.

— Завтра никак не получится, генерал.

— Почему?

— Почему? Сам посуди, как же я могу выступить? Дороги еще не просохли. Осадные машины по ним не пройдут. Как и тяжелые обозные фуры. Значит, припасов с собой мы сможем взять только дня на три, ну, может быть, на четыре. И у нас пока нет ни малейшего представления ни о характере местности, ни о возможностях неприятеля.

— Я это предвидел. Со мной прибыл бритт, хорошо знающий те края. В свое время он даже набирался там ума-разума у друидов. Этот малый с его переводчиком согласны служить вам проводниками. Что

же до провианта, то для начала ты можешь выступить и с половинным припасом. Потом мы наладим снабжение по реке. На кораблях, а далее — с помощью легких повозок. Я лично отправлю к тебе все телеги, какие смогу здесь собрать. Не говоря уж о том, что на захваченных землях ты и сам наверняка найдешь что-то съестное. Зима, правда, на исходе, но не все же они там подъели. Где-нибудь что-нибудь непременно припрятано, нужно лишь хорошо поискать. Ну а чтобы Второму было легче штурмовать варварские твердыни, я уже распорядился о передаче тебе всей артиллерии Двадцатого легиона.

— Даже если мы доберемся до вражеских укреплений, осадный обоз неминуемо завязнет в грязи, а без поддержки метательных механизмов наших солдат просто скинут со стен. Многие там полягут.

— Можно подумать, эти варвары способны возвести что-то путное, — презрительно фыркнул Плавт. — Фортификация для дикарей — темный лес. Все их валы и палисады предназначены для защиты от хищников и разбойничьих шаек. Не сомневаюсь, что полководцу твоего ранга под силу взять без большого урона любую из таких крепостей. Или подобные операции, на твой взгляд, слишком обременительны и опасны?

Чтобы в негодовании не вскочить на ноги, Веспасиану пришлось вцепиться в подлокотники жалобно скрипнувшего под ним кресла. Командующий зашел чересчур далеко. Его навязчивое стремление послать Второй легион в провальный бессмысленный рейд уже само по себе дурно пахло, но, усматривая во вполне обоснованных возражениях своего подчиненного некомпетентность и трусость, он опускался до прямых оскорблений и нарывался на открытый конфликт.

Плавт между тем, выпрямившись и надменно задрав подбородок, холодно оглядел рассерженного легата, но через миг снова сгорбился и пригубил вино.

— Прости, Веспасиан, — тихо произнес генерал. — Я был не прав, мне не следовало этого говорить. Никто, ни здесь, ни в Риме, не сомневается, что твой пост доверен тебе по заслугам. Еще раз прошу простить меня. Сейчас не до глупых обид.

Произнося эту проникновенную фразу, Плавт поднял глаза, однако Веспасиан не нашел в них и толики сожаления. Все сказанное было лишь словесной фигурой, призванной вернуть их обоих к рассмотрению заявленного безумного плана.

Отвечая, легат вновь напрягся, всемерно стараясь избавить свой тон от ледяных и язвительных ноток.

— Мои обиды не идут ни в какое сравнение с тем, что почувствуют пять тысяч солдат, а затем и десятки тысяч их близких, если ты все-таки настоишь на своем. Генерал, своим непродуманным приказом ты толкнешь легион на массовое самоубийство.

— Ну-ну, не преувеличивай.

Плавт поставил чашу на край стола и подался вперед:

— Ладно, Веспасиан. Я уже не приказываю. Я просто прошу тебя как человек человека. Разве у тебя самого нет семьи? Разве ты не понимаешь, что мной сейчас движет? Пожалуйста, выполни мою просьбу.