Орел нападает
Шрифт:
— Мы просто говорим, что нам нужно, — пожал плечами Макрон. — Громко, отчетливо. Обычно этого нам хватает. Люди понимают смысл сказанного. Это в их интересах.
— Не сомневаюсь, что способ действенный, только не стоит применять его здесь. — Боадика покачала головой. — Вот она, мудрость народа-завоевателя… Ладно, так уж случилось, что я кое-что уловила. Эта женщина предлагает вам подкрепиться.
— Подкрепиться! Что же ты сразу-то не сказала? — воскликнул Макрон, энергично кивая хозяйке дома.
Та рассмеялась, полезла в стоявшую близ очага большую плетеную корзину и извлекла оттуда несколько мисок, ставя
Похлебка была обжигающе горяча, и Катону приходилось дуть на каждую ложку перед тем, как отправить ее в рот. Варево остывало медленно, и, чтобы чем-то занять себя в промежутках между глотками, юноша стал бездумно рассматривать свою миску, пока вдруг не понял, что она изготовлена отнюдь не местными мастерами. Такую дешевую недорогую посуду производили в Галлии, откуда купцы развозили ее чуть ли не по всем окраинам западной части материка. А оттуда, похоже, переправляли и дальше.
— Боадика, ты можешь спросить, откуда здесь эти миски?
Чтобы ответ на столь сложный вопрос был получен, обеим женщинам пришлось потратить немало усилий и слов. Наконец обмен жестами и фразами прекратился.
— Хозяйка приобрела их у греческого купца.
— Греческого?
Катон слегка подтолкнул Макрона.
— Э?
— Командир, эта женщина говорит, что плошки куплены ею у греческого торговца.
— Я слышал, и что же?
— А этого торгаша, случайно, звали не Диомедом?
Женщина с улыбкой кивнула и быстро заговорила с Боадикой на своем певучем кельтском наречии.
— Ей нравится Диомед. Он просто волшебник. Всегда приберегает маленькие подарки для женщин и при этом находит, чем умаслить мужчин.
— Бойтесь греков, дары приносящих, — пробормотал, чуть переиначив Гомера, Макрон. — Эта публика на каждом норовит прокатиться, будь то хоть женщина, хоть мужчина — им все равно.
Боадика улыбнулась:
— По своему опыту я бы сказала, что римляне им не уступят. Может быть, потому, что оба ваших народа издревле наливаются винами, малодоступными нам, северянам.
— Издеваешься? — спросил Макрон, пристально глядя на Боадику.
— Скажем так, извлекаю уроки.
— И у тебя, полагаю, составилось мнение и о простых римских парнях?
— Самое приблизительное.
Глаза Макрона сердито вспыхнули, но он опустил их и вернулся в молчании к еде. В воздухе повисло тревожное напряжение, и Катон, помешивая похлебку, попытался возвратить разговор к менее раздражающей теме. К Диомеду.
— Когда его видели тут в последний раз?
— Всего пару дней назад, — был ответ.
Катон придержал свою ложку.
— Грек шел пешком, — продолжила Боадика. — Остановился, только чтобы перекусить, и двинулся дальше, в края дуротригов. Хотя и сомнительно, чтобы по нынешним временам он там что-то наторговал.
— Он не торговать там собрался, — произнес тихо Катон. — И отправился не за барышом. Ты все понял, командир?
— Конечно, чтоб ему пусто было, этому греческому пройдохе! Наша затея провальна сама по себе, и чьи-то лишние выкрутасы нам совсем не на пользу. Остается надеяться, что этого сумасшедшего изловят и прикончат быстрей, чем он успеет разворошить
Трапеза продолжалась в молчании. Катон больше не предпринимал попыток оживить разговор. Он думал о Диомеде. Получалось, что грек не удовлетворился убийством пленных жрецов и жажда мщения увлекла его дальше, в самое сердце владений друидов. При этом, действуя в одиночку, этот храбрец не только практически обрекал себя на верную гибель, но и, взбудоражив и насторожив дуротригов, навлекал дополнительную опасность на движущийся за ним следом отряд. Конечно, он о том ведать не ведал, но кому, скажите, от этого легче? И так ничтожный шанс на успех сводился почти к нулю. Как ни крути, а выходило, что Макрон во всем прав.
С унылым вздохом Катон отправил в рот ложку похлебки и стал старательно пережевывать неподатливый хрящик.
Веллокат с супругой настолько расщедрились, что после горячего гостям подали еще гору медовых лепешек, причем не на какой-нибудь деревянной тарелке, а на плоском серебряном блюде. Взгляд Катона скользнул по тонкому геометрическому узору, и он наклонился, присматриваясь к искусной чеканке.
— Вещица тоже, видно, из тех, какими торговал грек, — промолвила, заметив его интерес, потянувшаяся к угощению Боадика. — На ней он, наверное, хорошо заработал.
— Да уж, держу пари, что неплохо, — хмыкнул Макрон.
Прожевав и проглотив кусок сдобы, он одобрительно закивал хозяйке:
— Превосходно.
Та просияла и предложила ему еще лепешку.
— Не откажусь, — отозвался центурион, отряхивая крошки с туники. — А ты, Катон, что зеваешь? Заправляйся, малыш.
Но Катон с отсутствующим видом таращился на плоскую серебряную посудину, пока та не опустела и ее не убрали в корзину. Юношу почему-то снедала уверенность, что он уже где-то видел этот предмет столовой утвари, но не мог вспомнить где и сильно тревожился, ибо, по его ощущениям, блюдо никак не должно было здесь находиться. В то время как все с видимым удовольствием уплетали лепешки, он только делал вид, что жует, глядя на Веллоката и его женушку со все возрастающим беспокойством.
— А ты уверена, что они спят? — шепотом спросил Макрон.
Боадика бросила взгляд на низкое ложе, где под грудой мехов посапывали хозяева дома, и кивнула.
— Хорошо, тогда пусть Празутаг говорит.
Чуть ранее икенский воин бесстрастно попросил Боадику уведомить римлян, что он хотел бы им что-то сказать. Но тут хозяин дома выкатил бочонок эля и настоял на опустошении оного, в связи с чем было произнесено множество тостов, прежде чем Веллокат в счастливом подпитии, шатаясь, отправился к своей уже видящей третий сон половине, свалился возле нее в постель и уснул. Сейчас он ритмично похрапывал, производя впечатление человека, которого ничто не способно поднять до утра. Под аккомпанемент сонных всхлипов и заливистого посвистывания, доносившихся из темноты за пределами освещенного угасающим очагом пятачка, Празутаг тихо и с необычной для него серьезностью в голосе обратился к центуриону и оптиону. При этом он внимательно смотрел на переводившую его слова Боадику, словно желая удостовериться, что она верно передает их смысл.