Орел нападает

Скэрроу Саймон

— Мой кузен говорит: как только мы переправимся за реку, нам следует сделаться совсем незаметными. Возможно, сегодня в последний раз мы ночуем в тепле. На том берегу мы не станем разводить огонь по ночам, ибо пламя может нас выдать. Также мы должны будем всячески избегать любого соприкосновения с дуротригами. Наши поиски, если они не дадут результатов, продлятся дней двадцать, пока не пройдет назначенный друидами срок. Празутаг говорит, что если мы до той поры ничего не найдем, то повернем обратно. Оставаться дольше будет слишком опасно,

особенно имея в виду, что ваш легион намерен предпринять карательный рейд. Как только первый легионер ступит на территорию дуротригов, не только с римлянами, но и со всеми обнаруженными там инородцами начнут обходиться как с вражескими лазутчиками.

— Тут не торги, — возразил спокойно Макрон. — У нас приказ, и он гласит: найти близких командующего, живых или мертвых.

— Празутаг говорит, да, но лишь до срока.

— Празутаг будет выполнять приказ, как и все мы.

— Говори за себя, Макрон, — поморщилась Боадика. — Если Празутаг решит вернуться, вернусь с ним и я, а ты действуй, как хочешь. Мы не подряжались на самоубийство.

— Мы? — сердито вскинулся Макрон. — Что это за «мы», Боадика? В совсем недавние времена этими «мы» были лишь ты да я, а этот тип являлся не больше чем тупоумным родственничком, порывавшимся неизвестно на каком основании корчить из себя твоего папашу. Что с тех пор изменилось?

— Все! — отрезала Боадика. — Что было, то минуло, и прошлое не должно марать будущее.

— Марать? — Макрон поднял бровь. — Марать? Это я тебя, что ли, мараю? Или кто?

— Да пошел ты. Все вы, вот кто.

Празутаг шикнул, мотнув головой в сторону ложа хозяев, и помахал воздетым вверх пальцем, веля спорщикам вести себя тише. После чего, понизив голос, он что-то сказал Боадике. Та перевела:

— Празутаг говорит, что путь, по которому мы с ним пойдем, ведет в глубь страны дуротригов. Там мы найдем большие деревни и поселения, такие, в которых только и можно прятать столь ценных заложников, как семья римского генерала.

— А что будет, если нас вдруг поймают? — внезапно поинтересовался Катон.

— Если нас, как ты говоришь, «вдруг поймают» и передадут друидам, то вас обоих и меня сожгут заживо. Ну а кузена ждет куда худшая смерть.

— Худшая? — Макрон фыркнул. — Что может быть хуже?

— Он говорит, что с него сдерут заживо кожу, а плоть, кусок за куском, станут скармливать охотничьим псам у него на глазах. Так будет продолжаться, пока в нем теплится жизнь, а потом его кожу и голову прибьют к одному из дубов, окружающих жертвенную поляну, в напоминание друидам всех рангов о том, что бывает со жрецами, предавшими братство.

— Ох, ничего себе!

Повисло томительное молчание, потом Празутаг ворчливо посоветовал всем идти спать. Завтра они окажутся на вражьей земле, там-то им и понадобится вся их смекалка.

— Да, но у меня есть вопрос, — тихо сказал Катон.

Празутаг встал и покачал головой:

— Нет! Сейчас спать!

— Это успеется, —

не сдавался Катон, и, раздраженно выпустив воздух, Празутаг снова сел.

— Какие соображения убеждают нас в том, что здешний хозяин заслуживает доверия? — шепотом спросил оптион.

Празутаг что-то проворчал и нетерпеливо кивнул Боадике.

— Он говорит, что знал Веллоката мальчишкой.

— О, это обнадеживает, — хмыкнул Макрон.

— Но я все же не понимаю, как может этот Веллокат спокойно жить здесь, под самым носом у дуротригов, и не бояться их опустошающих пограничные земли набегов, — упорствовал юноша. — Ведь они разорили великое множество подвластных Верике поселений, глубоко проникая в страну атребатов, а тут все равно тишь да гладь. Разве вам это не кажется странным?

— А есть ли еще что-нибудь, подтверждающее твои сомнения? — устало осведомилась Боадика.

— Только это.

Катон потянулся к плетеной корзине и осторожно, стараясь не ворошить остальную посуду, вытащил из нее плоскую серебряную тарелку.

— Видите? Похожее или это же самое блюдо я видел в Новиомаге, в яме с награбленным добром. Взгляни, командир. Если ты помнишь, мы бросили там часть ценностей, так как обоз наш всего не вмещал.

— Помню. — Макрон с сожалением вздохнул. — Но если это то самое блюдо, как же оно попало сюда?

Катон пожал плечами. Ему вовсе не хотелось пускаться в какие-то пояснения, а уж тем более обвинять Веллоката в пособничестве врагам. Празутаг мог отреагировать на то слишком рьяно.

— Можно, конечно, предположить, что это блюдо завез сюда Диомед, но оно слишком дорого стоит для дара или покупки. Скорее всего, Веллокат задешево приобрел его у кого-то из промышляющих грабежом дуротригов. Думаю, после того, как мы ушли, уцелевшие негодяи вернулись в Новиомаг, чтобы подобрать все остатки добычи.

— А может быть, Веллокат и сам участвовал в разбойничьем рейде, — добавил, сдвинув брови, Макрон.

Когда Боадика перевела все это Празутагу, тот мрачно оглядел блюдо, потом резко поднялся на ноги, повернулся к хозяйскому ложу и взялся за меч.

— Нет!

Вскочив с места, Катон ухватил воина за запястье.

— А ну как мы ошибаемся. У нас ведь нет прямых доказательств вины человека, впустившего нас в свой дом. К тому же убивать его не имеет смысла. Так мы раскроемся раньше времени, ибо враги, обнаружившие труп, тут же помчатся по нашему следу.

Боадика перевела эту пламенную тираду, и Празутаг, что-то пробормотав, убрал ладонь с меча, после чего повернулся к огню и застыл, сложив на груди огромные мускулистые руки.

— Нет, с этим Веллокатом все равно следует разобраться, — заметил через какое-то время Макрон. — Иначе он будет судачить о нас со всеми, кто тут проезжает. До света нам надо прикончить хозяина хуторка, как и его домочадцев.

— Командир! — воскликнул потрясенный Катон.

— У тебя есть план получше?