Орел расправляет крылья

Злотников Роман Валерьевич

— Где?

— А эвон. — Мишка указал рукой. — Верст за двенадцать отсель. Много. Лагерем стоят.

— Король там?

— Не ясно пока. Но войско большое. Может, и там.

Я глубоко вздохнул и выпустил воздух. Между зубов. Нет, надо успокоиться. Нельзя так заводиться. А то в самый неподходящий момент поддамся эмоциям и точно как-нибудь напортачу. Скажем, влезу и примусь отдавать распоряжения…

К Ладоге мы успели. Густав II Адольф не учел скорости прохождения информации и сбора войск, увеличившейся вследствие создания сети голубиных почтовых станций. Так что Москву и ближайшие губернии удалось исполчить за полторы недели. Ну а Ладогу, к которой также вследствие быстрого получения известия о начале войны успело подойти подкрепление из Новгорода и окрестных земель, а ее воевода — возвести вокруг города дополнительные укрепления, взять с ходу, как те же Корелу и Копорье, шведам не удалось. Но в ее окрестностях они порезвились знатно… И не скажешь, что цивилизованные европейцы. Впрочем, чего это я… это только у наших западноподлежащих интеллигентов

Европа, мол, всегда была, есть и будет светочем цивилизации и непременного соблюдения прав человека. А на самом деле они сейчас режут и грабят ничуть не меньше, чем те же крымчаки. Даже еще хлеще. Те просто полон имали да мошну набивали, вырезая народ лишь в рамках этой задачи, а эти уроды-протестанты ведут себя так, будто землю от недочеловеков-православных очищают. Давить, давить гадов! Уф, нет, надо успокоиться… Но перед глазами стояло грубое распятие из растущей во дворе березки и прибитой к ней жерди, на котором повисла уже немолодая русская баба. С распоротым животом. И ее годовалый ребятенок, насаженный на тот кол забора, от которого и была оторвана жердь. Я даже сначала поверить не мог, что оно вот так вот… думал, просто какой-то садист попался. Ну, мол, солдаты, ремесло такое, и времена ноне суровые — так что встречаются… А потом снова нечто подобное увидел. И еще… А уж затем мне отец Исидор все и разъяснил. Мол, для их богословов все, кто не их веры, вроде как и не люди вовсе. А грязь. Вот они, мол, землю от грязи и очищают. А я еще в подтверждение этому вдруг вспомнил рассказ того же Легионера. Ну мы как-то на охоте разговорились, отчего у вроде как отсталых и забитых русских все народы, что они под свою руку взяли, — на месте. Как по описи. Да еще и умножились числом… Нет, сейчас многие сокращаются, но опять же в соответствии с общероссийской тенденцией, вызванной массовым падением рождаемости. А так — жили себе и множились. А вот во вроде как куда более, как считается, цивилизованной и правовой Америке индейцев вытравили почти поголовно. И Легионер выдал. Оказывается, в начале колонизации Америки все конфессии столкнулись с необходимостью определиться по отношению к индейцам. В смысле — считать ли индейцев людьми. Так вот, испанцы, рассмотрев этот вопрос, пришли к выводу, что индейцы все-таки люди. Ну или как минимум могут ими стать, пройдя таинство крещения. А англичане решили, что нет. Индейцы не люди. И потому можно совершенно спокойно освобождать землю от этой «грязи» для расселения настоящих людей. Вот такая вот чисто протестантская этика… А с другой стороны — вполне себе правовой подход, коим лаймы всегда так гордятся. Есть решение, что индейцы — не люди, значит, какие вопросы-то? Права, гуманизм или хотя бы справедливость и милосердие — это ведь только по отношению к людям… А мы-то, идиоты, считаем, что расовую теорию в широкое, так сказать, обращение Гитлер ввел…

И я ведь, когда Легионер это все рассказывал, как-то к себе, ну и вообще к нам, русским, это и не отнес. Индейцы — это ведь где-то там, далеко, на другом континенте… А тут вот оно как оборачивается, значит. Ну что ж, с волками жить — по-волчьи как там оно будет? Так вот потом не забижайтесь…

— Что делать думаешь?

Мишка упрямо набычился.

— Лагерь ставить будем, укрепленный.

— А не навстречу свеям идти? Псков-то в осаде сидит. Отбивать надо.

— Нет. Они сами к нам придут. Им, чтобы Псков поимать, наше войско разгромить надобно. Иначе никакой осады у них не получится. Придется от Пскова уходить. Так что непременно на нас пойдут. А мы покамест приготовимся, позиции обустроим, пушки развернем.

Я согласно кивнул.

Основополагающей мыслью всей нашей новой полевой тактики было утверждение, что солдаты должны лить пот до боя, а не кровь во время. Вследствие чего она предусматривала максимально широкое использование полевой фортификации. Что, впрочем, было вполне в духе как современной, так и перспективной военной мысли. Вон во время Бородинской битвы наши так же еще и редуты, и флеши, и простые окопы использовали. Так что все в тему…

Войска начали разворачиваться прямо с марша. На вершине не слишком крутого холма споро застучали топоры. Там оборудовались артиллерийские позиции. Батареи двенадцатифунтовых орудий устраивались на древо-земляных бастионах, представляющих собой срубы, заполненные землей. Позиции гаубиц были в промежутках между этими бастионами. Общая глубина нашего боевого порядка не должна была превысить двухсот пятидесяти саженей, поэтому дальности стрельбы гаубиц хватало для того, чтобы накрыть подходившие шведские шеренги как раз где-то на дальности действительного огня из стрелкового оружия (правда, в обрез). А далее должны были работать пушки.

К вечеру на опушке леса были замечены разъезды шведских рейтаров, а рано утром татары Касимовского уездного главы Селим-хана принесли весть, что шведы снимаются с лагеря.

С оборудованием позиций было закончено часа за полтора до подхода шведов. После этого я велел пристрелять орудия. Что оказалось весьма полезным, ибо, как выяснилось, углы возвышения на двух гаубичных батареях были высчитаны неверно и при открытии огня они накрыли бы свои войска. Вот что значит отсутствие боевого опыта. На учениях-то все получалось отлично, а тут мандраж, а старшие командиры не проверили, ну и так далее по цепочке…

Шведы подошли к полудню. Наши войска к тому моменту уже были полностью развернуты. Основу позиции составляли пехотные полки нового строя и стрельцы, занимающие центр боевого порядка.

Стрельцы занимали левую окраину центра, укрепив свою позицию гуляй-городом, полки нового строя были выстроены в две линии по пять полков в каждой, первая из которых была укреплена редутами. Еще два полка Мишка оставил в третьей линии, служившей резервом. А вся полоса перед редутами и гуляй-городом была засеяна рогатками. В промежутках между полковыми колоннами и баталиями стрелецких приказов располагались батареи шестифунтовых орудий, а трехфунтовые полковые были установлены непосредственно на редутах. Конница, коей в войске общим числом пятьдесят тысяч человек было ровно половина, располагалась по обоим флангам. Причем все кирасирские полки Мишка сосредоточил на правом фланге, рассчитывая в нужный момент опрокинуть шведскую кавалерию и ударить шведам в тыл.

Шведы развернулись быстро, где-то за час. Мишка даже губу закусил от обиды. Наше-то войско строилось часа три. Даже новые полки и то разворачивались и занимали позиции где-то часа полтора, про стрельцов и поместную конницу вообще говорить нечего, а тут вот так, прямо с марша… Внезапно он привстал на стременах и торопливо выдвинул подзорную трубу. Я лишь завистливо вздохнул. Таковых во всем войске имелось лишь пять штук. Их производство только налаживалось на Гусской стекольной мануфактуре… Ой, да что там, оно уже лет пять как налаживалось. Ну не получалось пока у мастеров нормальных линз. Остальное-то стекло уже шло вовсю. Даже с листовым, то бишь оконным, кое-что стало получаться. Для его производства додумались использовать подложку из расплавленного олова, на кое и опускали раскаленный стеклянный лист, вылезший из валков. Впрочем, его пока вовсю использовали для производства больших, так сказать, широкоформатных зеркал, которые шли исключительно на экспорт, потому как стоили совсем уж неприличные деньги. А вот с линзами было плохо. Девяносто пять процентов продукции уходило в брак. Так что во всей армии имелось только пять подзорных труб — у командующего, воевод большого полка и полков левой и правой руки (так здесь обзывались центр и фланги), а также у начальника над всей артиллерией. Царю не досталось…

— Вона, гляди, государь, штандарт королевский… — повернул ко мне возбужденное лицо Мишка, а затем, вспомнив, что мне глядеть-то не во что, протянул свою трубу. — Там вон, у опушки.

Я уставился в указанное место. Точно так и есть… а вон, похоже, и сам Густав II Адольф, его величество король шведский. У, сука… Я смачно сплюнул. Ладно, не хрен заводиться. Сам я тоже хорош — воевать не собираюсь, мир, мол, нужен. Тоже мне еще Резун номер два выискался. Мол, Гитлер напал потому, что Сталин его спровоцировал, потому как сам напасть собирался. А так бы он, сука, не напал бы… Ха-ха три раза. Нет, хрен тут получится не воевать. Но такого вот как сейчас, с бухты-барахты, в тот момент, когда наиболее готовы к войне не я, а всякие уроды, я более не допущу. Хватит с меня той распятой бабы…

Со стороны шведских позиций послышался грохот барабанов. Мишка шумно выдохнул и прошептал:

— Двинулись…

Шведы шли красиво. Били барабаны, развевались знамена, строгие шеренги пикинеров с длинными, не менее четырех метров, пиками, мерно покачивающимися над головой, словно причудливый лес, обрамленные мушкетерами, несущими на плечах тяжелые мушкеты и подставки для стрельбы, неуклонно надвигались на мое войско. Шведов было меньше, но ненамного, тысяч тридцать пехоты и около семи конницы. Ну и три десятка орудий гораздо более скромного калибра… По артиллерии наше преимущество было более чем трехкратным, а по массе залпа чуть ли не шестикратным. Так же сильно мы превосходили их конницей. Хотя по поводу качества можно было спорить… Все-таки поместные сотни являлись конницей иррегулярной, а кирасирские полки еще ни разу не были испробованы в бою. А вот по пехоте они имели превосходство. Причем с учетом того что в войске Густава Адольфа все солдаты были сплошь ветеранами Датской и Польской войн, оно могло оказаться решающим…

Вот первые шеренги преодолели мысленную линию досягаемости огня двенадцатифунтовых пушек. Но наши орудия молчали. Я нервно оглянулся. Мишка с каменным лицом стоял рядом с бароном фон Шульце, командующим нашей артиллерией. Именно ему принадлежала идея расположить орудия именно так, чтобы они вели огонь не прямой наводкой, а через голову своих войск. Барон держал в руках еще одно техническое устройство, каковое ныне стало едва ли не главным отличием артиллерийского офицера в моем войске, — часы. Причем не обычные, а с секундной стрелкой. Часы наши часовые мастерские пока выпускали не шибко точными, за сутки они убегали где-то на минуту, так что, например, морские хронометры мне приходилось закупать в Англии и Голландии, но зато часы с секундной стрелкой начали производить именно мои мастерские. Как раз для артиллерийских офицеров. Кои использовали их, например, для засечки времени от момента выстрела до момента падения бомбы, выпущенной из гаубицы или мортиры при данном угле возвышения ствола. Очень, знаете ли, помогает при стрельбе по двигающимся пехотным колоннам…

Я снова повернулся и уставился на приближающихся шведов. До полосы рогаток им оставалось пройти еще где-то около сотни саженей, и тут… я оглох! Белоснежный Бурко, на котором я восседал, вздрогнул и присел на задние ноги, несмотря на то что его уши были заботливо заткнуты берушами. Ни хрена себе рев! И это всего от выстрелов ста с небольшим орудий. Это что же тогда творилось на Бородинском поле, где стреляло в десять раз больше?.. Но эти мысли промелькнули как-то так, вскользь, потому что я во все глаза пялился на поле боя.