Оренбургский платок
Шрифт:
Уже через час какой знала свежее я письмецо на память.
А ночи просторные.
Спрячешь на груди вестыньку, по памяти рассказываешь её самой себе пропасть ещё сколько дней, покуда не придёт новая грамотка...
1942 г ноября 26го
Здравствуй дорогая моя супруга Анна Федоровна от супруга вашего Михаила И посылаю я тебе сердечный привет и желаю быть здоровой, Еще привет моим дорогим деткам дорогой моей дочки Вере и дорогому моему саратнику Шури посылаю я вам горячей скучливый привет и желаю в жизни вашей хорошего здоровья, Еще привет мамаше и Оне и Нине Владику Вали и Милочки посылаю я вам горячей привет и желаю в жизне вашей всего, наилучшего Еще Нюра сообщаю писмо я ваше получил 25 октября в котором
Ну вроде все Нюра а то устанеш читат иразбират мои ошибочки Еще прошу уж ладно Нюра поправляй мои ошибочки и сама ставь знаки не понимаю где чиво ставить Ты уж сама определи кому куда бежать Я напишу знаки., :!;? а ты скомандуй им по местам.
Да, со знаками препинания, с этими точками-запятыми, Миша мой не ладил. Совсем не мог ими командовать. Был с ними если не на ножах, так беда как в плохущих отношениях и вовсе их не признавал.
На всё вот это письмецо, что в спехе настругал химическим карандашом, одна-разъедина точка прилегла только в самом в конце да где-нигде покидал крючья запятых.
А так рука у Миши хорошая. Буковки живые всё, глазастенькие. Сыто и весело ровно стоят в рядках, не спотыкаются, не валятся, как у меня, со строчек.
«Не волнуйся мы еще заживём по-настоящему».
Это из другого ветхого ободрышка.
Военная заверюха подломила меня.
Месяца на три затолкала в больницу.
Туда соседи и принесли суровую открытку.
Слева вверху чёрная наша звезда с серпом и молотом в серёдке. И вправо чёрным предписание:
Будь бдителен, сохраняй военную и государственную тайну. Разглашение военных секретов есть предательство и измена Родине.
Справа от адреса штампик с гербом.
Просмотрено Военной Цензурой.
Кто же это мне шлёт такие строгие послания? Отпускаю глаза на низ, на отправляльщика.
Гмм...
ППС 1419 – 1279-й стрелк. Полк 3-й б-н.
Политрук 3-й роты ПТР Привмин.
Переворачиваю почтовую карточку.
15/VII – 42 г.
Уважаемая Анна Фёдоровна!
Уже более двух месяцев как Ваш муж Михаил Иванович Блинов не получает от Вас писем, это отражается на его настроении. Он очень беспокоится о Вас и детях.
Ваш муж, отличный боец РабочеКрестьянской Красной Армии и заслужил, что бы ему из дому писали письма почаще.
Может быть Вам нужно в чем нибудь помочь, то в пределах наших возможностей, мы можем это сделать. Если Вы сами не хотите огорчать мужа, то пишите ему почаще.
Напишите мне, если будет время, кк Вы живете.
С приветом
Политрук 3й Роты ПТР Привмин
Досекретничалась девка!
Боялась
С политруком я не ввязалась в переписку. Неровно стояли. Да и с чего возради чужому человеку свою душу выворачивать?
А Мише покаянно сочинила. Мол, замоталась. Круглосуточная работа, дети, огород...
Про больницу и не упомянула.
Так он прислал из военной больницы. Из госпиталя. Вот это коротенькое. Помечено двадцать пятым декабря сорок второго. Последнее.
Дорогая моя Нюра я лежу в госпитали в Баку ранен я тижоловато в ноги но наверно мы из Баку уедим в Среднюю в Азию На этот адрест писмо не пиши я тебе сам напишу другоя я тебя только известил, что я ранен Нюра не бойсе что я уже совсем калека Писать больше нечиво дорогая моя супруга По всему видать что после лечения я приеду домой или в отпуск или насовсем лечат нас хорошо
До свиданья многоуважаемая моя супруга Анна Фед и многолюбящие детки мои доча Вера и сыночек Шура Желаю быть в жизни вашей всего наилучшего Блинов М И Писал лежа.
Я знала, в обмен на жёлтинские платки заграница слала нам в страну лекарства.
Может, думала я в ночной проходной за спицами при коптилочке – сторожу на дежурствия керосину не давали; жгла я помалу свой, из дому, на всё про всё получала я того керосину один литр на месяц, – может, думала я, самые раз-нужные лекарства за мои за платки попанут и в Баку на Мишины на ноженьки?
На ту пору в Баку жила его сестра.
В письме она рассказывала, как перед концом Михаил очень просил капусты. Купила капусты, кинулась нести, а тут дом обворовали, паспорт стащили.
Живой рукой выхлопотала паспорт. Примчалась – вечор госпиталь пробомбили, и Михаил погиб при военном действии.
Погиб.
В возрасте Христа.
Вскорости пришла мне выключка. [21]
20
У хорошего коня ровный бег,
у хорошего человека – твёрдое слово.
В тридцать четыре года овдовела я.
Но ещё долго давала вид хороший.
21
Выключка – похоронка.
До сорока пяти всё звали девушкой. Всё сватались. Да только была я ко всем мышиным жеребчикам [22] дерзка. С перевивом.
Последний отказ мой был в сорок пять.
Прискакал тогда осенью один саракташский. Нагрянул из районной столицы, стало быть, дери нос к небу. Кавалер районного масштаба! Шишкарь!
Поздоровался с чересчур старательным поклоном, заложил руки за квадратную спинищу метр на метр, распавлинился и ну на рысях молча метаться с перевальцем из угла в угол по комнате, ровно тебе муравей в горячем котле.
22
Мышиный жеребчик – волокита, юбочник.
Иль его, думаю, волнение забирает, на что никак вроде не похоже, иль крупно запаздывает ещё куда. А сюда дождиной его вбило. Пережидает...
А что, думаю, вот забегается бабыляй в смерть? Угорит? На кой-то мне такой барыш? Я и спроси масштабного жениха (а громадища был, с печку):
– А вы извините мне, кургузой душе, мою жёлтинску прямоту. Вы что ж, укушенный [23] будете?
А он как с перевальцем распохаживал, так и распохаживает всё в одной силе.
23
Укушенный – разведённый.