Организация желаемого будущего

Шабалдин Константин

– Нет, ну кому понадобилось эту мразь вспоминать?
– спросила Ольга.
– Опять ты, Наташенька.

– Боюсь, на этот раз, кажется, я, - признался Владимир.

– Лезьте обратно в воду, - сказал Жрец.
– Это мой берег. Здесь место только для счастливых людей.

– А мы будем счастливые, - сказала Наташа.
– Если ты нас пропустишь. Ты же хотел всех осчастливить, так не противоречь себе.

Жрец задумался, а потом захохотал.

– Вы недостойны счастья, - сказал он.

–

А что так?
– спросил Владимир.

– Ты имел редчайшее Умение, но вместо того, чтобы помогать мне, служить людям, ты глупо упорствовал в своих заблуждениях. Мне даже пришлось тебя изолировать от общества, если помнишь, - сказал Жрец.
– Девчонка помогала моему врагу, влюбилась в него, вышла замуж. Ольга пыталась мне помочь, но лишь после того, как её к этому принудили. Короче, беспокойная вы семейка. Поэтому полезайте обратно на плот и плавайте, плавайте... И этого с собой возьмите, - Жрец указала на Максима.
– Надоел.

– И как долго нам плавать?
– спросила Наташа.

– Вечно, - как маленькой объяснил ей Жрец.
– Счастья я вам не обещаю, но покой гарантирую.

А ведь и правда, подумал Владимир. Кто сказал, что мы достойны счастья? А покой - это хорошо, это то, к чему я так долго стремился. И Наташа подумала - покой это же и есть счастье. И они стали потихоньку пятиться к воде. Но тут вмешалась Ольга.

– Это я недостойна?! Ах ты падаль! Ты у меня сначала мужа отнял, потом ребёнка, потом из меня тряпку сделал - и я же теперь недостойна?!! Я тебя упыря при жизни не боялась, думаешь сейчас мне мозги засрать? Да пошёл ты!

Она ругалась, орала на величественный образ, не выбирая выражений. Сжала кулаки и, уже перейдя на визг, уже доведя себя до истерики, наступала на этого ненавистного ей человека, на всё, что он воплощал, на все свои беды, на неудачное прошлое. Наташа с Владимиром встрепенулись, сбросили наваждение, подошли к Ольге, взяли за руки. И Жрец дрогнул. Сначала исчезло мерцание силового поля, потом он сам, с удивлением на лице, начал таять, деформироваться, руки и ноги на миг превратились в жуткие звериные лапы, вместо лица мелькнула волчья морда. Он исчез.

А на берегу осталась рыдающая женщина. Её успокаивали два близких, родных человека, и сквозь слёзы она уже улыбалась. И думала, что может быть сейчас был самый счастливый момент в её жизни.

***

Участвовать в турнире я сразу отказался. Тюленичев поскрипел, покряхтел, но отстал, не стал настаивать. Другое дело позаниматься с ребятами, поднатаскать их в рукопашке. Это я умел и любил. Выбрал десяток самых толковых парней, которые уже прошли обучение у Боброва, и стал с ними заниматься.

Основные приёмы владения мечом и шпагой они уже знали, но я каждому, в зависимости от физических данных, ставил удар, показывал выпады и отскоки. Труднее всего

было заставить их приучиться работать как на высоких, так и низких линиях.

– Мы готовимся не к бою, а к спортивным состязаниям, - говорил я.
– Поэтому колите мечом, как шпагой. Такой удар малоэффективен, но противнику труднее его парировать, а судья засчитает.

Хорошие результаты показывала Маша. Сначала я не хотел брать её в команду, она даже снова плакала. Но после я отметил, что у девчонки длинные руки и молниеносная реакция. Теперь я занимался с ней индивидуально, показывал финты и удары ногами. За этим занятием и застал нас комендант.

– Не буду мешать, - с мерзкой улыбочкой буркнул он и прикрыл дверь. Маша покраснела. Я отпустил её ногу, которую держал у себя на плече, и выскочил из комнаты.

– Эй, вы!
– я схватил коменданта за плечо, развернул.
– Вас стучаться не учили?

– Извиняюсь, никак не ожидал вас застать, - он искренне раскаивался.
– Вы обычно в это время на плацу тренируетесь.

– Приличные люди говорят не «извиняюсь», а «извините», - меня распирало от злости.
– Что вы вообще забыли у меня в комнате?

– По обязанности, исключительно по служебной обязанности, - он молитвенно сложил ручки на груди.
– Обход.

– Попрошу мою комнату навсегда исключить из вашего обхода!

– Как вам будет угодно. Но и я, в таком случае, складываю с себя всякую ответственность.

И, преисполненный негодования, он удалился.

– Что ты к нему цепляешься?
– спросил Бобров. Он как раз поднимался по лестнице и видел всю сцену.

– Бесит меня. Вынюхивает, высматривает...

– Я же тебе говорил - это его работа.

– Не понимаю я такой работы. Он что, Лёне каждый день отчитывается о состоянии вверенной ему территории?

– Лёне?
– удивился Бобров.
– Да причём здесь Лёня?

– А кто? Не понимаю.

Боров внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Потому что, ты всегда делаешь неверные выводы из правильных предположений. Сам же мне рассказывал, что логично, если в Крепости есть агенты, интересующиеся делами новой общественной элиты.

– Ну.

Бобров даже закряхтел от моей тупости.

– На постаменте, выбиты зашифрованные координаты секретнейшего объекта. Очевидно, что это послание. Кому?

– Мне.

– Определённо, у тебя мания величия. А если всё же не тебе?

– Но этот шифр известен только мне. И Николаичу. Был известен.

– А кому ещё может быть известен шифр, который придумал ученик интерната? Которым ты писал записки одной девочке. Которая потом стала доверенным лицом Жреца. И кто там ещё возле крутился?

– Директор интерната, - прошептал я.
– Который стал комендантом.