Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней
Шрифт:
Глава З
ПЛОТСКИЕ РАДОСТИ — СМЕРТНЫЕ ГРЕХИ
Фаншона: Но все же как поступают те робкие девушки, что боятся понести? Как удается им обходиться без мужчины, когда желание так и разбирает и подымается к горлу и передок как в огне и, как его ни три, никакого облегчения не наступает?
Сюзанна: Я скажу тебе, кузина, что они делают. Ведь есть такие девушки, к которым ни разу не прикасался мужчина, и, тем не менее, они не отказывают себе в радости возбудиться от сладкого удовольствия и при этом не опасаются последствий.
Фаншона: Но как такое может быть?
[...]
Сюзанна: Девушки, у которых нет под рукой статуи [перед этим был рассказан анекдот о дочке короля, воспользовавшейся бронзовой статуей мужчины с большим пенисом, сделанным из более мягкого материала-Р. М], довольствуются поддельным членом или просто штучками из бархата или из стекла, по форме похожими на член. Они наливают туда теплое молоко и чешут себя изнутри, Другие пользуются колбасой, толстыми свечками-теми, что по четыре штуки за ливр, или же просто засовывают палец так далеко, как только можно, и получают от этого облегчение. Ведь сколько есть на свете несчастных девушек, затворниц поневоле, и сколько монахинь, что и на мир могут поглядеть лишь одним глазком.
как есть и пить! Как только девушке исполнится 15 лет, ее одолевает вожделение, и надо как-то усмирить свой естественный пыл!1
«Школа девушек» — короткий анонимный текст, откуда взят этот отрывок, — появилась в 1655 году. Позже его обнаружил Фредерик Лашевр (1855-1943), большой знаток подобной литературы, открывший для читателей немало забытых авторов-либертенов и вместе с тем несколько шокированный их писаниями. Он увидел в «Школе девушек» первое эротическое пособие, написанное по-французски. Однако текст интересен не только этим. Произведение поражает своей необычностью с самых разных углов зрения. Удивителен тон изложения, высокое качество стиля, сам замысел автора (или авторов). В эпоху жесткой цензуры, когда в изобилии публиковались учебники «хорошего тона», призванные снабдить «порядочного человека», горожанина, правилами вежливого поведения и навыками жесткого самоконтроля2, «Школа девушек» предлагает очень плотский урок «воспитания чувств», проникнутый иронией и посвященный женским сексуальным проблемам! Впервые под пером мужчины (автор, очевидно, мужчина) появляется мысль о том, что женское тело имеет право на эротические ощущения. Эта невозделанная почва разработана здесь с точностью и обезоруживающей простотой в выражениях: все названо своими именами. Жаль, что не было найдено параллельной «школы юношей». Мольер чуть позже написал «Школу мужей» (1661), а еще годом позже — «Школу жен» (1662). Он тоже считает вполне правомерным, что Агнесса — героиня пьесы — хочет испытать любовное удовольствие. Но Мольер следует правилам приличия, и девушка ждет радостей и сладостей от брака3.
Совсем иная позиция у Фаншоны, которую обучает ее кузина Сюзанна. По ее мнению, есть, пить и сношаться — естественно. Мы увидим дальше, что «Школа» повто ряет мысли либертенов эпохи, в частности барона де Бло, умершего в 1655 году. В то время как господствующие нравственные и религиозные нормы, усвоенные правила поведения, законы, установленные мужчинами, провозглашают, что любое чрезмерное внимание к телу греховно, раздаются и совсем иные голоса. Они говорят, что каждое человеческое существо имеет право на чувственные радости, и женщины не исключение из этого правила. Мольер говорит о том же, но осторожно, устами невинной Агнессы, спрашивающей, что такое «любовь»: «Вы говорите, это грех? Помилуйте, но почему?»4 «Школа девушек» будет путеводной нитью данной главы5. Историки менее любопытные и более суровые, чем Фредерик Лашевр, часто принимают за чистую монету проповеди моралистов эпохи. Однако в повседневной жизни все идет не так гладко, как хотелось бы моралистам. Самые строгие судебные законы действуют лишь тогда, когда население признает их справедливость. Как много авторов блестящих трудов о семье и браке забывают об этом, и их собственные труды тоже настигает забвение6. Однако не стоит пренебрегать теоретическими и юридическими данными, они могут стать отправной точкой исследования: необходимо понимать, насколько сильны были запреты. Наслаждения плоти видятся как серьезный грех в христианской монашеской традиции, влияние которой после Реформации распространилось и на городское общество, и на определенные крестьянские круги. Вместе с тем нельзя не учитывать реальное положение вещей: запреты нарушались очень часто, иногда
систематически. Данные, почерпнутые из судебных архивов Франции и Англии, могут быть сопоставлены со «Школой девушек». Мы получим, таким образом, любопытную точку зрения и увидим, что эротическое сочинение о женском оргазме, написанное с иронией и оттенком ігрусти, представляет в сжатом виде тот опыт телесных радостей, который был известен гораздо большему числу людей, чем это кажется на первый взгляд. Даже крестьяне прибегали к нему. Этот опыт противостоял попыткам новых поборников нравственности заморозить чувственную жизнь человека. Конечным результатом подобного противостояния стало то, что внутри нашей культуры понятия сладострастия и проступка надолго оказались связаны с неминуемым наказанием за него. Наслаждаться и знать, что за это придется расплачиваться, — вот удел тех, кто телом и душой противился ужесточению запретов и» табу. Задолго до маркиза де Сада в XVII веке было открыто, как велика роль боли и крови в возбуждении чувственности, и сделал это Никола Шорье в 1660 году в книге «Диалоги Алоизия Сигеа», известной также под названием «Сотадическая сатира»7.
ЗАПРЕТНЫЕ СТРАСТИ
Христианство «с самых своих начал противопоставляло тело и дух и вело борьбу с плотью во имя духа», пишет Жан-Луи Фландрен. Учение и практика закрепились во времена формирования монашества, между VI и XI веками. Безбрачие и воздержание, принятые монахами добровольно, стали рассматриваться как идеал мирской жизни, при этом брак считался уступкой или даже опасной ловушкой, если супруги получали телесное довольствие. «Мы не говорим, что брак сам по себе греховен, — поясняет Григорий Великий, — но брак не может обойтись без телесного сладострастия, а оно не может не бытьгре-хом». Верующим предлагается размышлять над словами апостола Павла: «Кто не может жить в воздержании, пусть женится». Разумеется, брак освящен церковью, но радостям супружеской жизни надо предаваться сдержанно, дабы избежать греха и вечного проклятия. Вот почему церковь занялась вопросом вплотную и создала многочисленные запреты на браки между дальними родственниками, а также предписала обязательное воздержание в праздники и посты, особенно в Великий пост перед Пасхой и в Адвент. Монахи превратили собственную добровольную жертву в обязательное правило для мирян, и всем супружеским парам было предписано систематическое воздержание, «почти столь же тяжелое, как и монашеский обет»8.
Хотя христианское учение о браке и было сформулировано, его восприняли не сразу и не полностью. В XVII веке многие еще противились давлению, в частности крестьяне Западной Европы. А после Реформации давление усилилось, так как протестанты и католики соревновались
1 пл
На протяжении всей беременности матери ребенок пьет «этот яд», а сама беременность уподоблена болезни, в течение которой материнское тело: «переполняют тухлые и порченые жидкости». И далее «трагедия человеческой жизни» предстает в самом удручающем свете: «Внимательно приглядевшись к тому, каким образом мы появляемся на свет, нельзя не признать справедливость старинной поговорки: мы зачаты в дурно пахнущих нечистотах, рождены в боли и печали, воспитаны в тоске и трудах»* На Тридентском соборе (1545-1563) были приняты каноны 11 ноября 1563 года, в которых утверждалось, что брак может быть только моногамным и нерасторжимым. В то же время и королевское законодательство обрамляет брак множеством ограничений и предписаний. Эдикт Генриха II, изданный в феврале 1557 года (по новому стилю), наложил запрет на тайные браки, «что ежедневно заключаются в нашем королевстве отпрысками знатных семей без согласия и против воли их родителей и в угоду плотской, нескромной иЧразнузданной страсти». Несовершеннолетние, то есть юноши до 30 лет и девушки до 25 лет, вступившие в тайный брак, подлежат лишению наследства. Те, кто старше, «обязаны поставить родите лей в известность и добиться согласия вышеозначенных Мать и отца на брак». Однако последующие документы говорят о том, что меры Оказались не слишком эффективными. В 1579 году ордонанс из Блуапровозглашает необходимость согласия на брак сирот ихопекунов, покровителей или близких родственников, то же относится И К вступающим в повторный брак вдовам моложе 25 лет. Перед заключением брака должно быть сделано три оглашения, а на самой церемонии должны присутствовать не менее четырех свидетелей. Ордонанс запрещает также
заключать союзы «по. взаимному обещанию»» в присутствии нотариуса: нечто вроде пробного брака, позволяющего будущим супругам совместно жить и вступать в плотские сношения до совершения церковного таинства. Эдикт 1606 года напоминает о необходимости следовать этим предписаниям, вплоть до аннулирования брака в случае их нарушения. Кодекс Мишо 1629 года вновь говорит о необходимости «укреплять власть родителей над детьми». С 1639 года многие ордонансы возвращаются все к тем же щепетильным проблемам тайных браков и браков без согласия родителей. Упорство королевских законодателей как нельзя лучше говорит о том, что последние Валуа и первые Бурбоны считали вопрос о браках делом первостепенной важности. А ордонанс 1579 года квалифицирует как похищение любой брачный союз, заключенный несовершеннолетними без согласия родителей, что дает возможность требовать его аннулирования парламентом10.
Все эти документы говорят об обширных культурных и религиозных переменах, проявившихся и в том, как часто литература и театр стали говорить о всепожирающей похоти женщин: те из них, кто не уходит в монахини, могут получить вечное спасение, лишь вступив в брак. Супружеские пары, переняв монашескую мораль периодического воздержания, оказались во власти постоянного страха перед тем адом, что располагался внизу тела. Там дремали демоны, и каждый должен был остерегаться их. Женщинам они были опаснее, чем мужчинам, ибо женщины сами не могут сдержать похотливых желаний, В смутное время религиозных войн и конфессиональных столкновений старые проповеди об опасности греха приобрели тревожный колорит, особенно в городах, которым угрожали противники веры или которые были осаждены ими. Устрашающие и весьма реалистические изображения наказания грешников, которыми расписывались церкви позднего Средневековья, как бы сошли со стени утвердились в сознании11. В Европе с 1560-1580-х годов все чаще пылают костры, на которых сжигают ведьм, и все шире в сознании утверждается стереотип: ведьма -это распутная старуха крестьянка, отдавшаяся Сатане, чтобы воспротивиться божьей воле и ускорить гибель человечества. Иногда само то, что женщина дает жизнь, обрекает ее на смерть: ее упрекают, что она убивает своих некрещеных младенцев и вручает их души дьяволу. Все эти вымыслы сконцентрированы, как правило, в обвинительных рассуждениях мужчин-горожан, а книги и картинки распространяют их среди всех слоев населения. Вымыслам верят тем более, что их поддерживают не только церковники, но и врачи, законодатели, судьи, авторы художественных литературных произведений, как, например, Рабле в «Третьей книге». Те, кто не умеет читать, разглядывают картинки-гравюры, которые в изобилии печатаются в Париже. На 6000 картинках, вышедших с 1490 по 1620 год, представлены два противоположных образа женщины. Примерно две трети картинок изображают дьяволицу, подвластную всем смертным грехам. Выше всех располагается похоть, затем следуют по порядку зависть, гордыня, лень, скупость, гнев и наконец чревоугодие. Любопытный перечень запретных наслаждений, что ведут к вечному проклятию! Заметим, что в культуре доминирует клише о «естественном предрасположении» дочерей Евы к безудержному наслаждению радостями плоти. Оно крайне выгодно для мужчин, так как позволяет им без зазрения совести прибегать к двой-