Оригами из протоколов

Все события, персонажи, места действия,

описанные в романе, являются исключительно

плодом авторского вымысла.

Никакой связи с действительными

событиями, людьми, местом действия

и прочими проявлениями реальной жизни

роман не имеет.

Холоден взгляд энтомолога за стеклом

Но всегда ли помнишь:

И у бабочки есть глаза.

Сразу по выходу из дома мороз

моментально пробрался сквозь одежду, машина, казалось, тоже замерзла. А ведь скоро весна. Термометр в автомобиле показал минус 36. Из печки струится еле живой теплый воздух. Машина едет, но ощущение, что механизмы едва проворачиваются. Слегка бодрит только радио, но сейчас ди-джеи спят.

"В Москве полночь. Все остаемся на волне!" – вот последние человеческие слова, пока в эфире только музыка. Задорные ритмы в стылом воздухе.

Стылый Акшинск, стылая дорога, стылое настроение.

На том конце дороги – работа, однообразная, скучная и бумажная. И по дороге можно подумать о накопившейся работе.

Устало скользя взглядом по ледяному накату, похожему на грязное сало, Анна Чернышова как будто в полусне думала о том, что наверное, в первую очередь, надо срочно разобраться с висяком, полученным вчера в производство.

"Висяк" – нераскрытое преступление с неясными перспективами -головная боль следователя. А чужой висяк – головная боль и геморрой под одной обложкой. Причем, оба заболевания через месяц после возбуждения уголовного дела достаются исключительно следователю. Все сопричастные из числа ответственных лиц течение месяца почему-то благополучно отваливаются.

Вчера вечером сквозь клерковскую усталость, которая за истекшие годы прочно превратилась в хроническую, она успела по-быстрому пролистать дело. Ознакомление настроение не улучшило – сырой бесформенный ком информации. Бессистемной и бесполезной.

По этому делу все сопричастные отвалились даже ранее истечения условного месяца: труп военврача с одиночным ножевым ранением сердца был обнаружен за гаражным массовом около стихийной тропки по пути к дому, где проживает его семья.

Ни свидетелей, ни следов, которые позволили бы раскрыть дело по горячим следам, не обнаружено.

Личность потерпевшего тоже бесперспективная. Заведующий хирургического отделения Тверского военного госпиталя, подполковник медицинской службы, в Акшинск приехал в отпуск семье. Характеризовался исключительно положительно. Хороший специалист, успешный управленец.

По специальности офтальмолог. Ни тебе торговли органами, ни ошибочно отрезанных конечностей, ни убийств на операционном столе.

Скучный тип.

Ни врагов, ни долгов, законопослушный гражданин, не алкоголик, не наркоман. А медицинской карте, запрошенной в последнем госпитале – только отметки о диспансеризации. Здоров и годен.

Жена – врач, трое детей. Идеальная семья.

Ни мотивов, ни следов, ни свидетелей – в деле нет ничего.

Убийство, расследование которого обещало отличатся от скучных и банальных 90 процентов убийств в тихом замерзшем Акшинске, от самой своей обложки и неровной подшивки отдавало до зубного скрежета скукотищей и безнадегой.

Около тела было обнаружено орудие преступления – складной нож. Уголовный розыск сразу пришел

к выводу, что имело место самоубийство, и у тратил к делу интерес.

Следствие тоже слегка потопталось, допросило первую волну ближайших свидетелей, назначило шаблонные экспертизы и тихо умерло, зайдя в тупик.

Отважных следователей ждали, томясь за решеткой по несколько месяцев кровавые герои бытовых драм – кухонные боксеры, ревнивые супруги и обидчивые собутыльники.

Их деяния выглядели не столь загадочно, но были живыми, благоухали свежим перегаром, несвежей одеждой, непередаваемым амбре мясной лавки. И главное, немного грели душу перспективой спокойно отправиться прокурору, а затем и в само горнило правосудия, а оттуда попасть в архивы и быть складированными, слегка кривобокими, подгорелыми, где-то непропеченными, но вполне реальными оконченными делами.

А также были вполне реальными цифрами в отчетах о количестве оконченных дел, демонстрировали нагрузку на следователя, не поднимали показателей брака следственной работы.

В общем причин вялой активности оперативной и следственной работы по убийству военврача имелось вагон и маленькая тележка.

А потому версия самоубийства в деле была основной и главной: ну, устал жить человек, впал в депрессию, с кем не бывает – возраст опасный, зарплата так себе, семья – в Акшинске, сам – в Твери, карьерный рост не предвидится.

Версия с самоубийством была привлекательна со всех сторон, с какой не поверни, и всех устраивала, даже, кажется, потерпевшую. Так давайте уже прекратим эту мозолящую глаза тухлятину, и пойдем заниматься живыми делами. Благо поток их, простых и понятных дел в ближайшее время не иссякнет даже в малонаселенном Акшинске.

Беда лишь в том, что мотивов самоубийства в деле тоже как-то не просматривалось. Вот от слова "совсем".

Можно было сколько угодно придумывать причины столь экстравагантного для доктора поступка, включая возможную эректильную дисфункцию, сползая в пошло-обывательский юморок на совещаниях с уголовным розыском, но пока деле не появятся конкретные факты суицидальных настроений, все эти выводы от знатоков человеческих душ остаются ничем иным, как домыслом.

А домыслы, как известно из статьи семьдесят пятой уголовно-процессуального кодекса, не могут признаваться доказательствами по уголовному делу.

С фактами же в несистематизированном, второпях сшитом на проверку деле, было плохо.

Подполковник медицинской службы Горшов был этаким эталонным отличником боевой и политической подготовки, судя по всему к рефлексии склонности не питал, и вовсе ни к чему ему было приходить в заброшенный одичалый парк, чтобы зарезаться складным ножом у зассаного угла гаража.

Допрошена семья подполковника дала одинаковые показания: утром отец и муж ушел в магазин и не вернулся. Вечером, забеспокоившись, жена сообщила в полицию о пропаже без вести, а утром она со старшим сыном сама случайно обнаружила его тело недалеко от дома.

Само дело, наспех прочитанное накануне Анной после вечерней планерки, а чтение, надо сказать, много времени не заняло, было похоже на сырой комок теста.

Теперь дело предстоит не раскрывать, а расследовать, а это – совсем другая работа.