Орленев
Шрифт:
’ Как явствует из последующих пояснений Барсака, в романе
Достоевского он взял острозлободневную тему насилия в ее фи-
лософски-нравственном преломлении, тему своеволия ницшеан¬
ского сверхчеловека, сблизив ее с аморализмом «новых левых»
шестидесятых-семидесятых годов. В интересах такой рекон¬
струкции Барсак выдвинул вперед свидригайловскую линию ро¬
мана и отказался от мармеладовской на том основании, что она
представляет лишь
лем повести «Пьяненькие» (из которой впоследствии возник
роман). Орленев поступил по-другому: в центре его игры была
мармеладовская тема, которую он понимал широко, как нрав¬
ственную трагедию униженного, потерявшего себя человека. Па
петербургской премьере и в первые годы гастрольных поездок
______________________________________________________________
* Суворин записал в своем дневнике под датой 16 апреля 1900 года:
«Орленев напечатал брошюру в 30 000 экземпляров с «Преступлением и
наказанием» для своих гастролей в 30 городах. На первой странице портрет
Плющика-Плющевского с подписью: Я. А. Дельер, автор сценической пе¬
ределки романа «Преступление и наказание». Этот тайный советник — пре¬
лесть. Орленев совершенно переделал свою роль по Достоевскому, отбросив
все измышления Дельера и вовсе откинув последнюю сцепу, совсем никуда
не годную. Со своим артистическим чутьем он сделал это изменение очень
хорошо».
Роль Свидригайлова, хотя в достаточно урезанном виде, была в ин¬
сценировке, и Дорошевич написал в газете «Россия» несколько
дружественных слов об удаче Бравича, исполнителя этой роли:
«Трудно более художественно передать цинизм этого человека,
его могучесть и силу» 16. Позже, когда по условиям гастрольных
странствий пришлось сократить инсценировку Дельера, рассчи¬
танную на три с половиной — четыре часа действия, роль Сви¬
дригайлова совсем захирела. А в суфлерском экземпляре «Пре¬
ступления и наказания», относящемся к двадцатым годам17, Сви¬
дригайлова уже вовсе нет, как нет, впрочем, и поручика Пороха,
сцены явки с повинной и эпилога.
Мармеладовский уклон в игре Орленева вызвал недоуменные
вопросы у петербургской критики. Те самые газеты, которые
в прошлом сезоне после «Федора» сравнивали его с Мартыновым
и рассыпались в похвалах, теперь писали, что Достоевский по¬
шел ему не впрок, он взял его кусками, в необъяснимой раздроб¬
ленности, замечая, что «такой бессильный Раскольников никогда
не дерзнул бы преступить» 18. Примерно в таком же духе про¬
звучал и приговор московской критики после гастролей Орленева
1900 года. Даже обычно учтивые профессорские «Русские ведо¬
мости» высказались напрямик: «В слабом мальчике с мягким го¬
лосом и страдальческим выражением нельзя было узнать мрач¬
ного, сильного и озлобленного Раскольникова» 19. «Русские ведо¬
мости» не отрицают таланта Орленева, они только не видят точек
его скрещения с Достоевским. Правда, мнение газет не было
единодушным, и в Петербурге и в Москве нашлись энтузиасты
этой роли Орленева; громче всех звучал голос Дорошевича:
«Глядя на этого артиста,— писал он,— начинаешь верить тем ле¬
гендам, которые рассказывают о Мочалове» 20, и сравнивал тра¬
гизм мимической игры Орлепева в «Преступлении и наказании»
с игрой Росси в «Макбете» и Муие-Сюлли в «Гамлете».
Разноголосица суждений не смущала Орленева, к хуле критики
он относился как ко злу, неизбежному в его профессии. По-на¬
стоящему его обидела только статья В. Буренина в «Новом вре¬
мени», хотя по форме она была вполне благопристойной. Изве¬
стный своим злопыхательством критик признавал, что в некоторых
«наиболее сильных сценах» фигура Раскольникова у Орленева
вышла трагичной и рельефной. И это, на его взгляд, не так мало,
если учесть, что от молодого артиста «трудно требовать полной
законченной обработки типа, подобной той, какую дал г. Дал¬
матов» 21 в роли Мармеладова. Сколько яду было в этой похвале,
уже хотя бы потому, что Орлеиев не считал себя молодым арти¬
стом. И что за снисходительно-судейский той! И зачем это язви¬
тельное сравнение с Далматовым, к которому Орленев относился
с уважением, но без всякого трепетания. Он был жестоко уязвлен,
но промолчал и протестовать не пытался.
И все-таки буреиинская критика не прошла незамеченной.
Заступился за Орлепева молодой чиновник министерства ино¬
странных дел, увлекавшийся литературой и театром, К. Д. Набо¬
ков. В письме к Суворину22 он спрашивал, как могло случиться,
что рецензент «Нового времени» лишь несколько строк уделил
актерам, причем особо выделил Далматова, а о тех актерах, ко¬
торые заслуживали бы восторженного отзыва, «упомянул лишь
вскользь». Письмо это написано с таким чувством, что его стоит
привести хотя бы в отрывках.
«Странное дело,— возмущается Набоков,— нет газеты, в кото¬
рой не говорилось бы о нынешней злобе дня — о кн. Волконском