Орленев
Шрифт:
фантазии.
В начале века Гнат Юра, впоследствии знаменитый деятель
украинской сцены, а тогда скромный любитель из города Елиза-
ветграда, посмотрев игру Орленева в «Лорензаччио», так восхи¬
тился ею, что и в глубокой старости говорил об этой романтиче¬
ской роли как об одном из самых сильных своих театральных
впечатлений. В автобиографической книге «Жизнь и сцена» Гнат
Юра писал, что к профессии актера его толкнуло знакомство
с прекрасным
посредственным «виновником» его окончательного решения по¬
святить себя сцене был Орленев. «Меня связывала с ним креп¬
кая дружба. Он оказал на меня большое влияние, способствуя
формированию моих мыслей, чувств и идей. Это произошло тогда,
когда Орленев готовил своего прославленного Гамлета» 14. Идя по
стопам Орленева, уже в послеоктябрьские годы Гнат Юра сыграл
Лорензаччио и назвал эту роль в числе своих удач в классическом
репертуаре, рядом с Лукой и Бароном в «На дне» и Освальдом
в «Привидениях». Так прослеживается орленевская традиция
в истории нашего послереволюционного многонационального ис¬
кусства.
Лорензаччио — последняя роль актера в театре Суворина. Кон¬
чился век, и вместе с ним тончилась и петербургская оседлость
Орленева (потом он будет выступать в этом театре как гастро¬
лер). В мемуарах он объясняет свой уход стечением непредви¬
денных обстоятельств. Все получилось как бы само собой: в те¬
атре Корша были объявлены гастроли Горева, в последнюю ми¬
нуту он тяжело заболел, никакой замены ему не было, антрепре¬
нер, спасая положение, кинулся к Орленеву и предложил ему на
правах гастролера сыграть «Преступление и наказание». Он ко¬
лебался, Корш настаивал, сулил большие деньги, поил дорогим
коньяком, взывал к его московскому патриотизму, привлек
к своей интриге Николая Тихоновича, которому очень хотелось,
чтобы его все еще недостаточно признанный в Москве сын блес¬
нул в трагическом репертуаре. Перед таким объединенным нати¬
ском Орленев дрогнул и дал согласие. А после московских гаст¬
ролей, хотя газеты отнеслись к ним весьма холодно, поднялся шум
на всю Россию (коршевская марка высоко ценилась в провин¬
ции). Орленева рвали во все стороны, предлагали неслыханные
гонорары, обещали по-царски встретить и по-царски проводить,
и он втянулся в этот круговорот, в этот бешеный галоп по го¬
родам и театрам России и западного мира. Все было, действи¬
тельно, так, как пишется в книге Орленева, если к тому еще доба¬
вить, что в тот момент, когда он выбрал своим уделом скитальче¬
ство, его уже тяготила служба в театре у Суворина. Рутина здесь
была благообразная, но все-таки рутина, и она ему приелась; ни¬
каких планов у него не было, пока что он искал одного — воль¬
ности. Вероятно, он понимал, с какими опасностями связано гаст¬
ролерство: отчаянная работа на износ, яркий недолгий взлет и
к сорока годам забвение — сроки Иванова-Козсльского... Но так
далеко он не заглядывал, у него было еще время впереди, и он
рассчитал, что если нужно мириться с неизбежностью, то лучше
хоть в молодые годы не чувствовать на себе узды и жить как
хочется.
Весной 1900 года слух о том, что Орленев бросает суворин-
ский театр и уезжает в провинцию, пошел по Петербургу, и неиз¬
вестная нам поклонница его таланта Н. Соловьева написала
письмо Суворину, хорошо показывающее, как современники це¬
нили искусство Орленева и как проницательно понимали то но¬
вое, что он внес в русский театр:
«Алексей Сергеевич! Боже мой! Вчера я узнала, что Орленев
уходит из вашего театра — я не верю этому. Как это могло слу¬
читься? Неужели вы, первый подметивший в маленьком никому
не известном актере искру божию, вы, выдвинувший, подчерк¬
нувший его огромное дарование, вы, создавший его, допустите,
чтобы он ушел? Нет, это невозможно... Что же будет с вашим
театром, что будет с нами? Кем вы замените его? Тинского, Ми¬
хайлова, Яковлева можно заменить другими, много у нас талант¬
ливых людей, занимающих их амплуа, но кого вы поставите на
место Орленева? Ведь одним артистом его не заменить; кто вам
сыграет одинаково прекрасно и идеально царя Федора и Пабло
из «Дои Жуана», Раскольникова и слугу из «Невпопад», Лорен-
заччио и гимназиста в «Школьной паре» и пр. и пр.?»
«Никто и никогда! — уверенно отвечает Н. Соловьева и про¬
должает: — Другого такого громадного таланта вы не найдете ни¬
где. Кто, наконец, так подойдет к духу теперешнего времени, как
он? Ведь все эти Тинский, Яковлев, Михайлов, Бравич — бес¬
спорно талантливые люди, но разве в их талантах есть что-ни¬
будь исключительное, свое, самобытное, живое? Тинский может
быть заменен Ленским, Яковлев, Михайлов — Давыдовым и т. д.
А Орленев — это явление совершенно новое в нашем театре, в его
даровании чувствуется что-то необыкновенное, особенное, ка¬
кая-то новая невидимая сила, какая-то широкая мощь, великая
и чуткая душа. Он не похож ни на кого, и никто не может быть