Орленев
Шрифт:
лам добра и человечности в благородной шиллеровской манере —
страстной, возвышенной и непридуманно-наивной, без всяких
скептических поправок и оговорок, подсказанных эстетикой но¬
вого, здравомыслящего века. На языке Достоевского этот неожи¬
данно судорожный взлет духа Митеньки запечатлен так: «И вот
в самом-то этом позоре я вдруг начинаю гимн». Эту фразу Орле-
нев считал едва ли не ключевой, основополагающей для своей
роли. Впоследствии
мазовых», пришлось сильно урезать; пострадала и божественная
Церера с печальными глазами. Вперед выдвинулись события, дви¬
гающие сюжет, за счет философии и каламбура. Но и в этой со¬
кращенной «Исповеди» у Орленева ясно звучала тема позора и
гимна; запятнанный, затоптанный, погрязший в пороке человек
прославлял чистоту духа как высшую ценность жизни.
Постепенно контуры роли Карамазова прояснялись. Орленев
работал с азартом, но с перерывами: начал в Орле, сильно про¬
двинулся в Москве, гастроли у Корша прервали его занятия, по¬
том незаметно наступило лето, он выступал где-то в провинции,
отдыхал на юге, вместе с Набоковым в Ялте переделывал инсце¬
нировку «Карамазовых». Осенью 1900 года, отозвавшись на при¬
глашение антрепренера Бельского, знакомого ему еще по Ниж¬
нему Новгороду, он поехал в Кострому, чтобы сыграть Достоев¬
ского. Бельский был искушенный театрал и обещал Орленеву «до¬
тянуть до кондиции» роль Карамазова. Но едва они встретились,
как выяснилось, что кондиции антрепренера требуют, чтобы До¬
стоевский перестал быть Достоевским и стал заурядным репер¬
туарным автором восьмидесятых-девяностых годов. Орленев веж¬
ливо, но недвусмысленно отказался от такой режиссуры, и у Бель¬
* В записных книжках Орленева есть интересная пометка о музыке,
сопровождавшей «Исповедь горячего сердца» в его «Карамазовых». Он на¬
зывает оду «К радости» Шиллера, которую Бетховен ввел в хоровой финал
Девятой симфонии 19.
ского хватило ума по лезть в наставники к актеру, поразительно
изменившемуся за те двенадцать лет, которые прошли после ни¬
жегородского сезона. В Костроме Орленев в первый раз сыграл
Карамазова, и «Костромской листок» заметил, что «переделка
Дмитриева», если судить по первому ее представлению в город¬
ском театре, понравилась публике 20.
В этих «Карамазовых», говорилось в газете, «действительно
есть ряд сильных сценических положений, обеспечивших успех
пьесе», несмотря на то, что от всеохватывающей панорамы До¬
стоевского в театре остался только один ее аспект, связанный
с Дмитрием Карамазовым, важный в общей композиции романа,
хотя и нарушающий его великую архитектуру. Только есть ли
у драмы, которая обращается к эпопее, другой выбор, кроме такой
вынужденной перемонтировки текста? И можно ли забывать, что
образы бессмертных книг возрождаются на сцене театра в зримой
трехмерности и в той неожиданно новой трактовке, которая идет
уже от актера-интерпретатора? Игру Орленева «Костромской ли¬
сток» оценил очень высоко, признав, что талантливый гастролер
еще раз с блеском доказал «свою высокую способность к истолко¬
ванию персонажей психически неуравновешенных», подчеркнув
при этом, что его Дмитрий Карамазов — «живое, близкое и по¬
нятное для зрителей лицо». Любопытно, что в этом первом от¬
клике провинциальной газеты отмечаются две особо удавшиеся
актеру картины—«длинный рассказ Дмитрия брату Алеше»,
проведенный с замечательным разнообразием тона и богатством
мимики, и «допрос Карамазова прокурором и следователем», где
внимание публики достигает «высокой степени напряжения».
С теми или иными вариантами похвала эта повторялась потом
в десятках, если не сотнях рецензий, написанных по поводу
игры Орленева в «Карамазовых». Рецензия «Костромского ли¬
стка» интересна еще и потому, что в ней впервые рядом с Орле-
невым упомянуто имя Аллы Назимовой, про которую сказано, что
она, хоть и молода годами для роли Грушеньки, но «каждое ее
появление вызывало живейший интерес в публике». Со встречи
с Назимовой начинается новая страница жизни Орленева.
У Достоевского в «Исповеди горячего сердца» Митенька Ка¬
рамазов рассказывает Алеше, как, обозлившись на Гругаеньку,
пошел к ней, чтобы выместить обиду, и потерял себя; увидел
инфернальницу, и все полетело «вверх пятами», «грянул гром,
ударила чума, заразился и заражен доселе». Почти такое же по¬
трясение испытал Орленев, когда из зрительного зала в первый
раз увидел на сцене Назимову в маленькой роли знатной патри¬
цианки Попей Сабины в инсценировке популярного романа
Г. Сенкевича «Камо грядеши». Пойся и в романс лицо эпизодичс-
ское, а в театре у нее и слов-то почти не было, и тем не менее,
увидев юную дебютантку — она была моложе Орленева на целых
десять лет,— он потребовал, чтобы именно ей поручили роль Гру-
шеньки. Для своего возраста она уже много что повидала: дочь