Орленок
Шрифт:
Бесшумно Андрейка открыл дверь, разделся и ближе придвинулся к Геннадию. Согнулся калачиком, несколько раз вздохнул от пережитого волнения и заснул.
На рассвете проснулся первым. Не шевелясь, Андрей долго лежал с открытыми глазами, потом тихо встал, оделся и вышел во двор.
Розовело небо. Андрейка глубоко вдохнул утренний свежий воздух, посмотрел на выгон и только собрался лезть под порог к спрятанным от фашистов курам, чтобы посыпать им зерна, как показался Геннадий.
Перебирая овес в маленьком проржавленном ящичке, Андрейка вопросительно взглянул на
— Ты хочешь у меня что-то спросить? — понял Геннадий.
— Да, хочу. Скажи честно, ты не знаешь где наша армия?
— Честно отвечаю: не знаю.
— А я думал, раз ты городской и побойчее нас, то знаешь, — разочарованно протянул Андрейка.
— Да я узнаю, честное слово, узнаю и скажу, когда еще придем. Дядя Коля говорил, я слышал, через неделю-две мы опять здесь будем.
— И тогда скажешь? — с надеждой посмотрел на него Андрейка. — Мне очень нужно, понимаешь?
«Придешь ко мне!»
«Что же ты ничего не предпринимаешь, Вадим? Ты же комсомольский секретарь, — думал о себе Вадим, распиливая вместе с матерью сучковатое дерево, принесенное им из лесу. — Незнакомые тебе мальчишки вытащили из немецких машин аккумуляторы и побросали их в овраг. Как тогда немцы бесились! Генка где-то пропадает, может, и он что делает. Таня Соколова и та уже героический поступок совершила, Тольку освободила. Пусть вместе с Ниной Васильевной. Пусть!».
И вдруг Нина Васильевна предстала перед ним не просто учительницей. Она же коммунистка. Как он не подумал об этом раньше! И приглашала она его к себе! Наверное же, не блины есть!
— Дурак! — выругался он вслух.
— Кто дурак? — спросила мать, худенькая черноволосая женщина.
— Я.
— Это почему же?
— Потому, что к учительнице не пошел.
— А что тебе там?
— Надо, мама.
— Раз надо, иди.
Мать была уверена, что Вадим глупостей не натворит. Ее муж приучил сыновей — старшего Сергея и младшего Вадима — к рассудительности и самостоятельности. Сейчас, когда Сергей и отец были на фронте, Вадим стал особенно серьезным.
Вадим аккуратно сложил в сарае дрова, переоделся и отправился к учительнице.
У Нины Васильевны встретил Толика Володина, Таню Соколову и Валю Зорину. Они оживленно разговаривали. Оказывается, все были очень хорошо осведомлены о том, где что происходит. На заводе «Красный металлист» почти ежедневно выпускают брак. Возле Пелагиады поезд сошел с рельсов и, говорят, что это не единственный случай. По городу расклеены приказы о мобилизации юношей и девушек в Германию, а рядом — листовки, призывающие бороться с оккупантами.
Вадим спросил у Анатолия, как он живет. Отвечая на вопрос, Анатолий поймал на себе внимательный взгляд Шевцова. «А Толька-то взрослее стал», — подумал Вадим.
— Вам нужно быть дружнее сейчас, чаще встречаться, — посоветовала учительница, провожая ребят.
— Вадим, ты можешь задержаться? — обратилась Нина Васильевна к Шевцову.
Когда они остались вдвоем, Нина Васильевна усадила Вадима за стол, сама села напротив.
— Вадим,
— Нет, Нина Васильевна! Вот я и пришел, чтобы посоветоваться с вами, что делать?
— Тогда вот что. Свяжись со своими комсомольцами, с надежными ребятами. Возьмите под наблюдение здание гестапо. Присмотритесь, кто часто ходит туда из русских. Проследите потом, где он живет, узнайте у соседских ребят его имя и фамилию и сообщите мне. Разумеется, Вадим, что о моем разговоре с тобой никто не должен знать. Никто. Понял? Это одно. Другое. Молодежь забирают в Германию. Вы можете этому помешать. Как это сделать? Возле фашистских воззваний пусть ребята наклеивают наши листовки. Поручи это расторопным парням и девчатам. Кстати, привлеки и Геннадия Голенева. По-моему, его боевой характер подходит к любому заданию. Только держи его в руках, чтобы он головы не терял. Смелость ведь тоже должна быть умной. Он недавно на улице наскочил на меня, — учительница улыбнулась. — Взъерошенный, как воробей. Что с тобой, спрашиваю.
Говорит, немцев навел на ложный след — они одного товарища искали. Ну, немцы почувствовали, что мальчишка крутит, и за ним… Да ты знаешь его, на всю школу был самым отчаянным! Словом, ты, Вадим, смотри. И зря никуда не лезьте. Понял? Дня через два придешь ко мне.
— А листовки мы сами напишем, Нина Васильевна?
— Я сказала, придешь ко мне!
Комсомольское собрание
Ольга Ивановна уже в который раз заглядывала в опустевший чемодан. Что продать, чтобы купить хлеба и картошки?
А сегодня Ольга Ивановна сказала:
— Я больше не могу… — Слезы задрожали у нее на ресницах. И, чтобы не показать их, нагнулась, будто в поисках шпильки, а сама украдкой вытерла глаза.
— Больше ты, мама, не пойдешь менять вещи. Я буду работать.
Геннадий видел, как вздрогнула мать.
— На немцев? Нет, нет, сынок…
— Да, мама, — твердо сказал Геннадий. — Нас же трое, — он показал на маленькую соседскую девочку Галю. Она подняла бледное личико на Геннадия, указательным пальцем старательно ковыряла дырочку в сатиновом платьице.
…Отец Гали погиб в самом начале войны. Мать осталась одна с тремя детьми. Получала на детей пенсию, сама работала. Жили не богато, но и безбедно.
С приходом гитлеровцев поняла: не прокормить ей, нет, не прокормить троих детей… Хоть и устроилась на хлебозавод, грузчицей в цех. Из-за лишнего куска хлеба работала часто по две смены.
Голеневы старались, как могли, помочь этой семье. Особенно жалели маленькую Галочку, синеглазую, с крошечными косичками — на чем только и ленточки-тряпочки держались! И девочка привязалась к ним, а за Геннадием так и ходила по пятам. Мать уходила на работу, Галочка тут же являлась к Голеневым.