Орлиное гнездо
Шрифт:
– Я клянусь ключами Петра, небом и адом, что убью его…
Витязь стиснул руки в кулаки. Он убьет то, что любил, - он размозжит перед лицом Господа, размозжит в себе самом то, что раньше доставляло такую радость, а теперь такой стыд.
Как будто он отведал запретного яблока - и познал добро и зло!
– Я клянусь!
– Что ты?..
Тут Корнел увидел, что Иоана не спит и смотрит на него в тревоге, привстав на ложе. Корнел без слов привлек ее к себе и стал горячо целовать, пытаясь найти в том, что осталось ему, то, что он утратил навеки. Иоана откликнулась, и скоро загорелась его огнем, и, отдавшись друг другу,
Корнел почти обрел.
Жупан Кришан оставил Буду вскоре после того, как дети устроились на новом месте. Николае остался жить с сестрой и ее мужем – Корнелом он восхищался, как Иисусом или великим героем старинных былей, и стремился во всем ему подражать – а Петру уехал с отцом. Иоана догадывалась, что дело зашло о деньгах – денежных или военных переговорах с кем-нибудь из банкиров его величества. Боярин тоже теперь был на службе у Большого Ворона.
Но только именно Корнелу, скорее всего, придется приносить его величеству присягу – трансильванский боярин же так и останется тем, кем был всегда, угождая и вашим, и нашим. Что ж, Господь каждому предназначил свое место – Корнел знал, что воины полумесяца верят в предопределение… Возможно, Корнелу было так предназначено: вырвав свое сердце у господаря, отдать его королю. Такому делу, к которому его готовили, нельзя было служить вполсилы.
Корнел теперь всерьез обучался военному искусству венгров; как и учил рыцарей короля тому, что превзошел под началом князя. О, с какой сладостной ненавистью он это делал!
Иоана сидела дома – и была рада этому, насколько вообще может радоваться заложница. Она знала, что достаточно одного промаха – и ей придется на себе изведать правосудие Матвея Корвина; а ей хотелось этого не больше, чем попасть под карающую руку Дракулы.
Тот, до их общего предательства, был им свой, брат, природный господин – и если бы не это предательство, Иоана осталась бы куда крепче защищена, чем сейчас. Корвин был изысканно любезен с нею, когда ей случалось с ним говорить: больше, чем любой галант из тех, что при дворе дарили ее своим вниманием, - но это была личина, которую король венгерский носил со всеми, кто принадлежал к его окружению. Едва ли кому-нибудь удалось понять его, едва ли он кого-нибудь из приближенных допустил до своего сердца, как это делал валашский князь.
Что ж – зато здесь, в Буде, было больше надежды… на букву закона и на сословные привилегии.
Иоана располнела, отяжелела – и как будто утомилась всем, всей их преступною жизнью. Никакие видения или пришлецы из загробного мира ее больше не тревожили; страшные сны о прошлом, когда-то мучившие ее, тоже остались в прошлом. Здесь, в прекрасной Буде, должно было появиться на свет ее дитя…
И здесь его негде будет окрестить! Меньше всего она желала бы произвести на свет католика!
Эта страшная тревога осенила ее совершенно неожиданно: она тотчас поделилась ею с мужем.
А Корнел спокойно сказал Иоане, окончательно сразив:
– Окрестим здесь!
Иоана смотрела на него с ужасом, выщипанные брови поднялись почти до самого чепца, полностью закрывавшего волосы:
– Ты в своем уме, муж мой?
– Да, - спокойно и сосредоточенно ответил ее супруг, не глядя на Иоану. – Я здрав рассудком, как все мы! Другого выхода так и так нет – а потом, когда мы… Когда мы сможем, перекрестим
Иоана воздела руку для крестного знамения, но тут же опустила ее. Она смотрела на мужа во все глаза.
– А ты думаешь, это может пройти для души бесследно, Корнел, - такие шутки со святою церковью?..
Он хмуро посмотрел на нее.
– Мне через несколько дней предстоит приносить присягу королю, - проговорил муж. – Перед этим такая уступка ничего не значит!
Корнел поморщился.
– Да и не верю я, что есть она, эта разница в исповедании. Как давно перестал верить каждому слову попов!
Иоана молча смотрела на него - едва ли услышав что-нибудь, кроме слов Корнела о присяге.
– Ты принесешь Корвину клятву верности? Это правда?..
Корнел присел напротив нее и посмотрел ей в глаза. Он улыбнулся.
– Ради того, чего я так жажду, это совсем небольшая жертва!
Иоана медленно, словно в оцепенении, обвила руками шею красивого латника, улыбавшегося ей, пропустила между пальцев его влажные от пота кудри. Прижавшись к любимому, она подумала – что же ждет за гробом его?
Какой ад сейчас творится за личиной этого столь прекрасного собой человека? Каким каленым железом демоны мести ежеминутно жгут его душу, какими клещами рвут?..
Если бы Иоана знала о муже то, что знал о себе он сам, она стала бы рвать на себе волосы от жалости к его душе.
Через несколько дней Корнел принес присягу Ворону.
А еще через неделю его услали с отрядом кавалерии – усмирять мятежных баронов где-то на востоке. Корнел блестяще показал себя, и был удостоен благодарности его апостолического величества и солидной денежной награды. Это было очень кстати – Иоане живот уже мешал наклоняться, и еще две их домашние служанки нянчили младенцев. Потом Корнел еще несколько раз показывал себя в подобных же заданиях: а они не переводились, бунты знати против Справедливого короля вспыхивали постоянно, то тут, то там. Нередко приходилось карать смертью. Но ни разу Корнелу не доводилось ни прибегать к тому сердечному варварству, среди которого он вырос и без которого не мыслил жизни, ни наблюдать его.
Потом Корвин, видимо, решил поберечь такого превосходного слугу для других нужд – он, несомненно, все еще думал о низложении Дракулы.
Будь это не так, Корнел, наверное, лишился бы рассудка – к мести он готовил себя всем своим существом…
Но покамест его величество всего только милостиво предложил Корнелу сразиться на турнире в Вышеграде, где отличались лучшие рыцари королевства и соседних стран. Корнел с радостью, кипя неистраченной ненавистью к врагу, отправился на состязание – и, конечно же, взял первый приз!
А вернувшись, он застал Иоану в родовых муках: роды начались преждевременно, на два месяца раньше срока. Иоана разрешилась от бремени быстро – но после долго истекала кровью; так что хотели даже послать за священником. Больная замотала головой, сжав губы, едва только услышала о католическом духовнике. Никогда! Если она умрет, умрет в вере отцов!
Что бы это ни значило для нее теперь…
Но Иоана оправилась.
На свет появился мальчик – слабенький оттого, что недоношенный, но лицом очень похожий на деда, великого боярина: только глаза были зеленые, как у Иоаны. От Корнела сын Испиреску почти ничего не унаследовал.