Орлиный мост
Шрифт:
— Да, — вяло подтвердил Мишель. — Она действительно никого не оставляет равнодушным.
— Ты не очень убежденно это говоришь.
— Да нет же! Просто я в меньшей степени интересуюсь этой стороной дела, нежели тем, как она вела себя с нами.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня создалось впечатление, впрочем, как и после разговора с Ноэми, что Элен недостаточно искренне отвечала на вопросы… Что ей приходилось делать усилие, дабы быть такой, какой ты ее описываешь.
— Не понимаю, что заставляет тебя так думать.
— Не знаю, — признал Мишель. — Всего
— А если поконкретнее?
— Скажем, мне непонятно ее отношение к сыну, который покончил жизнь самоубийством. В ее поведении и словах чувствуется эмоциональный надрыв…
— А я и не знала, что ты психоаналитик! — усмехнулась Мюрьель.
Мишель рассмеялся:
— Ты права, я несу какой-то бред.
Мюрьель внимательно на него посмотрела — не в его привычках было так легко отступать. Судя по всему, у него имелась какая-то идея. Однако она не хотела настаивать и лишь предложила систематизировать факты, которыми располагал каждый из них, для выявления связи между ними. Мишелю эта мысль чрезвычайно понравилась, и они принялись за работу. Это было нелегко, ведь уже столько времени прошло с момента смерти Тома. Свидетели многое забыли или делали вид, что не могли вспомнить о тех событиях.
Элен продолжала давать одни и те же ответы, Ноэми не вносила никакой ясности, Полен отвечал уклончиво. Что же до бригадира Кастеллана, то он оставил свою память на дне бутылки.
С другой стороны, колдовство в этом деле стало играть важную роль. На Антонена наслали порчу, жертвами колдовства оказались Мюрьель и Мишель. Вероятно, именно магия явилась причиной смерти Эмиля, хотя ни одного подозрительного лица обнаружить не удалось, как, впрочем, и ни одного колдуна, если только им не был сам Эмиль.
Первым препятствием на пути Мюрьель и Мишеля оказалось отсутствие связей между семьей Дюваль, Эмилем и Антоненом.
Кроме того, пока не представлялось возможным определить истинную причину смерти Тома и Эмиля, как и объяснить их поведение и высказывания.
Чтобы хоть немного продвинуться в расследовании, Мюрьель и Мишель решили перечислить очевидные факты.
Прежде всего Тома не покончил жизнь самоубийством, и по крайней мере один, а вероятно, даже все свидетели, то есть Пьер, Матильда, Элен и Полен, знали правду. Не исключено, что Антонен, Эмиль и Ноэми тоже знали какую-то долю правды.
Другой очевидный факт: Эмиль был убит, а Антонен обречен на молчание по одной или нескольким причинам, имеющим отношение к данному делу. В таком случае напрашивался следующий вывод: они стали жертвами одного и того же лица. И наконец, анализируя совершенные против них действия, исчезновение кассет и причину молчания, стену которого перед ними воздвигли, Мишель и Мюрьель убедились, что кто-то не хотел завершения расследования.
Когда жара на улице спала, Мюрьель и Мишель расположились у бассейна и продолжили разговор.
— Я задаюсь вопросом, как найти концы в этом запутанном деле, — сказал Мишель.
— Придется проявить максимум воображения…
— Это верно, но недостаточно. Нам нужно знать причину преступления. А она всегда существует: месть, зависть,
— Можно убить и из-за безумия… или чего-то необъяснимого.
— Я знаю, это твое хобби, но даже необъяснимое есть не что иное, как ширма для прикрытия неблаговидной реальности. Ничто не происходит просто так…
Но Мюрьель уже не слушала его. Ее охватила смутная тревога, причем она не могла объяснить, откуда взялось это чувство. Ощущение появилось внезапно и стало усиливаться. Резкая боль пронзила живот, горло сжала судорога, сердце бешено заколотилось.
Удивленный молчанием, Мишель внимательно посмотрел на нее. Мюрьель была мертвенно-бледной.
— Что-нибудь не так? — забеспокоился он, резко вскочив с места.
— Да, мне что-то не по себе…
Он помог ей подняться.
— Тебе надо лечь на диван.
Мюрьель казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Она вся дрожала, ноги едва двигались, сознание помутилось. Ее охватил панический страх.
— Мне действительно плохо, — призналась она, ложась на диван, — предупреди Жерома…
Мишель укрыл ее пледом и позвонил в клинику. Убедив друга приехать немедленно, он приготовил травяную настойку и дал ее выпить Мюрьель, которая обливалась потом.
— Ничего страшного, — повторял он, чтобы ее успокоить. — Ты просто съела что-то не то или простудилась…
На самом деле инспектор был встревожен. Недомогание Мюрьель слишком походило на то, что он испытал в своей комнате несколько дней назад, а также напоминало муки Антонена, перед тем как тот погрузился в странное состояние. Мишель обнял ее.
— Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Она покорно кивнула.
— Скажи что-нибудь! — настаивал он, гладя ее по лицу.
Мюрьель безуспешно попыталась произнести несколько слов. Постепенно черты ее лица заострились, а глаза ввалились.
Мишель проклинал свою беспомощность. Он подумал об отравлении, потом отбросил эту мысль, ведь он ел и пил то же самое.
Внезапно Мюрьель схватила его за руку и с большим усилием произнесла:
— Поищи что-нибудь похожее на талисман. Быстро!
— Какого рода?
— Что-нибудь из моих вещей…
Мишель заколебался, потом, поцеловав ее в лоб, поднялся в ее комнату, где занялся тщательными поисками.
— Талисман… Талисман… — повторял он, чтобы почувствовать себя более уверенно.
Инспектор разобрал постель, перетряс всю одежду Мюрьель, посмотрел за картинами, порылся в сумках, перебрал обувь. Ничего! Он передвинул мебель, приподнял ковер, подергал занавеси. По-прежнему ничего.
Остановившись на минуту, чтобы перевести дух, Мишель посмотрел на беспорядок, который учинил в комнате, пытаясь понять, что же он упустил.
— Боже мой! Постель! — воскликнул он, заглядывая под кровать.
Увидев в полумраке что-то непонятное, он приподнял матрац.
На полу Мишель обнаружил три пыльных шарика из волос и соломы, перевязанных очень тонкой веревочкой. Не понимая, в чем дело, он не решился к ним притронуться и спустился к Мюрьель. У нее был ясный взгляд, но она продолжала слабеть. Он описал ей свою находку. Мюрьель качнула головой.