Орлий клёкот. Книга первая
Шрифт:
Едва штаб полка втянулся в лес, Трибчевский приказал сделать остановку, чтобы дождаться заслон с переезда.
— Ни единой потери! — довольно потирая руки, воскликнул Шинкарев. — Преклоняюсь, Юрий Викторович! Я бы так не смог…
— Будет вам! Время ли лавры делить? На посты связных рассылать нужно, пока темно. Репетовать для верности с получасовой дистанцией.
У Трибчевского и здесь был готов точный план сбора полка. Посты как левого, так и правого фланга выдвигаются к стыковым, как бы удаляясь от главных сил белофиннов, затем по лесным дорогам, образующим прямоугольный треугольник, выходят в пункт сбора, к вершине треугольника — к глухой лесной деревушке, где штаб будет их ожидать. На все это отводилось четыре дня.
— Успеют ли? — слушая приказ начштаба связным, усомнился Шинкарев. — Нам-то что, мы по прямой, а постам по сорока верст в день махать. Накладно.
— Революционный боец — не кисейная барышня, — без тени иронии повторил любимые слова Шинкарева Трибчевский. — На карту поставлена жизнь людей. Чем скорее мы соединимся с гарнизоном в Николайштадте, тем больше шансов сохранить полк. Сохранить для революции. Тем более что пеших там не будет. Небольшой санный обоз, думаю, не очень задержит движение.
— Что ж, будь по-твоему, — согласился Шинкарев и предупредил связных: — Смотри мне, чтобы все в ажуре. В лапы белофиннов не попадать.
Нет, он просто не мог стоять в стороне, не мог не распоряжаться, ибо считал себя командиром полка. Только себя.
Первые две пары связных ускакали, и пограничники вытянулись по лесному проселку походной колонной, выслав вперед крупный конный разведывательный дозор и оставив еще больший, тоже конный, арьергард. Трибчевский поторапливал пограничников, хотя, по его же плану объединения, им вовсе не нужно было спешить. Но начальник штаба привалы объявлял редко и короткие.
Уже занялся непогожий зимний день, а Трибчевский все торопил и торопил. Наступил вечер, колонна, однако, продолжала форсированный марш. И только к концу второго дня, когда до пункта сбора полка осталось каких-нибудь десяток километров, штаб полка остановился на ночевку в крупном селе.
Выбор свой Трибчевский мотивировал тем, что не было смысла слишком рано выходить к определенному для встречи с постами месту, а это село оказалось как находка. Лучшего места, если придется обороняться, не сыщешь. С той стороны, откуда пришли пограничники, село охватывала подковой не очень широкая, но глубокая речка с единственным мостом. Берег под селом обрывистый, с густыми оспинами стрижиных гнезд, а противоположный — пологий, заливной, расчищенный для сенокосов от деревьев и даже кустарника. Но самое важное — зима не сковала речку полностью, парили частые полыньи, и переправа по льду почти исключалась. За околицей противоположной от речки окраины села, где на взгорке стояла старенькая деревянная церковь, стелились укрытые пухлым снегом поля, и только за ними начинался густой лес. В общем, неожиданно напасть неприятель не мог, и Шинкарев даже предложил Трибчевскому:
— Здесь и дождемся прибытия постов. Для оповещения вышлем посыльных.
— Приемлемо, — согласился начальник штаба. — Вполне приемлемо. Усиленная охрана. И еще… Из села никого не выпускать.
Сутки прошли спокойно. Крестьяне не очень радушно привечали пограничников, но и не вражились. Миновала еще одна ночь, и Шинкарев с Трибчевским вызвали Богусловского.
— Бери пяток конников и — к месту сбора полка. Приведешь посты сюда.
— Хорошо, — ответил ротный и поспешил к дому, где разместились Кукоба и еще несколько бойцов, чтобы отдать необходимые распоряжения. Но, успев сделать всего десяток шагов, увидел быстро бегущего навстречу бойца из боевого охранения.
— Белофинны! — доложил, загнанно дыша, боец. — Похоже, много!
В недрах маннергеймовского штаба рождалась крупная операция по захвату Таммерфорса, который находился в руках финских рабочих. В единый кулак стягивали белофинны свои полки и дивизии из северных районов страны. Стягивали тайно, лесными проселками. И надо же такому случиться, что маршрут одной из дивизий был определен как раз по той дороге, которую облюбовал себе штаб пограничного полка.
Дивизия и… две неполные роты, одна из которых сборная, не ахти какая боеспособная. Но ни Шинкарев, ни Трибчевский поначалу не поняли всей опасности (лес скрывал истинные силы белофиннов) и решили принять бой.
— Расколошматим беляков — своим братьям по классу поможем, — заключил Шинкарев.
Через полчаса, однако, они пожалели, что не ушли спешно из села. Лес выплескивал все новые и новые волны белофиннов; четыре «максима» пограничников и винтовочные залпы с трудом загоняли их обратно. Но всякий раз после того как наступление захлебывалось, вступала в свои права белофинская артиллерия, круша дворы и дома, сея смерть. Особенно много бед приносила шрапнель.
Загорелось несколько домов, и крестьяне с проклятиями хватали все, что попадалось впопыхах под руку, выгоняли коров, овец и лошадей из теплых чистых дворов и гнали их к мосту. Шум поднялся в селе великий и скорбный.
Артобстрел прекратился, но белофинны не пошли в атаку. Это насторожило всех — и бойцов, и командиров. Трибчевский высказал предположение:
— Будут обходить. Один, а то и два пулемета нужно перекинуть к мосту.
— Дело. И ротного Богусловского туда, чтобы возглавил, — согласился Шинкарев. — И вот еще что, я думаю… Ревкому и тебе уходить нужно. Выбери на свое усмотрение из штабных кого. На конях выскочите…
— Уходить?! — воскликнул гневно Трибчевский. — Бежать, бросив подчиненных на верную гибель?!
— Ревком — те же бойцы. А ты… Ты нужен полку. Я скажу Кукобе, тебя предревкома изберут. Я же здесь, пока есть патроны, пока живой, контру колошматить буду. Успеешь — выручишь. Не возражай. Это приказ ревкома, и ты его выполнишь!
— Если ошибается командир — гибнут солдаты. Честный командир гибнет вместе с ними, искупая свою вину. Негоже и мне бежать… Я тоже повинен… Прошу вас, отмените приказ.
— Нет! Немедленно на коней!
Дольше часа длилась передышка. Более часа томились пограничники, не понимая врага. И вот наконец все стало на свои места: до полка белофиннов на лыжах спустилось где-то в лесу на лед речки и подошло, укрываясь крутым извилистым берегом, к мосту. И получилось так, что в результате умелого маневра белофиннов препятствие стало защитой. Неуязвимые от пуль за береговой крутизной, белофинны накапливались для атаки. Но с атакой не спешили, готовили ее. По всему берегу слышались глухие удары саперных лопат.
Пограничники понимали, что белофинны продалбливают ступени по всему берегу, но помешать этому были бессильны. Расчет пулемета попытался было перебежать мост, чтобы ударить с тыла, но был моментально изрешечен пулями. Пропал и пулемет. Теперь бойцы лишь отогревали дыханием руки, чтобы не подвели они, когда настанет момент для стрельбы.
Атаковали белофинны одновременно и от речки, и от леса. Но если на снежном поле «максимы» ловко, с русской удалью косили врагов, то у речки оставшемуся одному пулемету просто не было условий расправить плечи. Белофинны выскакивали по ступеням сразу же, как говорится, на удар штыка. Много их падало вниз, под лед студеной речки, но не меньше вцепилось в берег, укрывшись за деревьями садов, за изгородями, в канавах между грядками. Плацдарм расширялся поначалу медленно, но затем перевес сил стал настолько ощутим, что пограничники попятились, сдавая дом за домом, сад за садом.