Орлий клёкот. Книга вторая
Шрифт:
— Шире шаг!
Доволоклись наконец до базы. Темник, хотя мог бы, как и все остальные, повалиться на пухлую землю, принялся распоряжаться. Акимыча с оставшимся для охраны отделением послал в помощь второму заслону и велел, проверив там все основательно и проинструктировав, возвращаться назад.
— Первый заслон пусть тоже на острове останется. Если что — слали бы спешно донесение.
— Услышим выстрелы, случись они, и без того.
— Выстрелы выстрелами, а донесение ясность полную внесет. Знать будем, нужна ли им помощь.
К кашеварам затем поспешил, чтобы поскорей ужин готовили, хотя видел, что спят все и только пушкой можно их разбудить. Но не мужики-партизаны и освобожденные его беспокоили (пусть хоть с голоду подохнут все) — он авторитета своего ради старался. И пыль в глаза Первому пускал.
Но что-то тот не спешил встречать победителей.
«Сеанс связи, что ли?..»
Но нет, не вышел и через четверть часа. На пороге его землянки появился радист-юнец, а самого не видно. Не сам же переговоры ведет?
Не выдержал, хотя очень хотелось, чтобы не с докладом идти, а быть встреченным почтенно и уважительно, направил стопы свои к райкомовской землянке.
— Где сам? — протягивая руку связисту, спросил Темник, ожидая скорее не ответа, а уважительного приглашения: заходите, дескать, в землянке он.
Связист, однако, не только не пригласил, но даже не посторонился. Ответил совершенно спокойно:
— Ушел он. Вскорости после вас. Без него выходил на связь. Через два часа очередной сеанс, вот и жду. Подойдет, надеюсь.
— А если не успеет? — без всякого пока еще расчета поинтересовался Темник и тут же, не ожидая ответа, добавил, ибо возник у него план, пока еще не совсем четкий, но уже видимый: — Мы не пустые пришли. Без помощи никак не обойтись. Оружие. Боезапас. Питание, наконец. Селам непосильно столько нахлебников…
А мысль уже прокручивает вчерашний тайный разговор на темной тропинке. Выходит, «глаз шефа» знал то, что проглядел он, Темник. Чем для него теперь обернется этот просчет? Упреком? Выволочкой? Или… Что-то наваливаются неприятности в последние дни одна за другой. Плохо. Думать нужно. Думать. И действовать не только расчетливей, но и, главное, смелей. Пусть не раба в нем, Темнике, видит шеф-щеголь, а мужа. Воина. Смелого. Даже дерзкого. И первым самостоятельным шагом пусть станет его разговор с руководством за линией фронта. Пусть там закрепится его имя — имя командира партизанского отряда.
Но тут ушат холодной воды приостановил его смелые прожекты. Связист парировал спокойно:
— Без хозяина не могу принимать никаких донесений.
— Что ж, подождем самого, — согласно кивнул Темник и спросил: — А позвать Кокаскерова можешь?
— Конечно. Только в землянку, прошу, не входите.
Зряшное предупреждение. Темник вовсе не собирался нарушать те строгие правила, которыми руководствуется присланный из центра радист: зачем ему, командиру партизанского отряда, действовать примитивно? Он избрал другой путь. Он поведет дело так, что радист сам позовет его в землянку. И приглашение Кокаскерова — первый к тому шаг. Темник считал, что оставленных в заслоне людей вполне достаточно, но решил при радисте дать задание начальнику штаба отобрать срочно и послать для усиления заслона еще группу партизан с двумя пулеметами, поставив им, кроме того, задачу поскорее привести, если он появится, на базу Первого.
Ответил радисту:
— Не беспокойся. Постерегу, пока сходишь.
Основательно принялся инструктировать Темник Рашида Кокаскерова, как действовать, объединив силы первого и второго заслонов, особенно настойчиво повторял, что, если случится нападение, слал бы спешно связного, и это даже удивило Кокаскерова: что он, ребенок несмышленый? Попытался даже остановить Темника:
— Все ясно. Веревка хороша длинная, слово — короткое.
— Особенно прошу поторопить секретаря райкома, — словно не слыша реплики начальника штаба, продолжал Темник. — Выдели сопровождающего. Объясни: отряд втрое увеличился, нужны продукты, оружие нужно, рекомендации нужны. Как поступить с освобожденными? Здесь всех не разместишь, да мы тут и своими силами фашистам спать не даем. — Самодовольство зазвучало в этих последних словах. — Туда, за линию фронта, выход срочно необходим, а без хозяина вот он, — кивнул на радиста, — не может этого сделать. Инструкция…
— Дело делать — советчиков много находится. — Не отдавая отчета, Кокаскеров лил воду на мельницу Темника. — Жизнь по параграфам инструкций не рассуешь!
— Так-то оно так, но… Ты, главное, поторопи Первого. Положение может сложиться критическое.
Камень брошен. Не поднял вроде бы он волны, кольцами разбегающейся по водной ровности, радиста вроде бы не тронул разговор двух командиров, но это только так казалось. Потом, когда нажим Темника станет основательным, умело разыгранная сцена эта окажется далеко не последним фактором, повлиявшим на уступчивость радиста. Но до того времени еще далеко, к тому же Темник хорошо понимал, что в ближайший сеанс связи стать хозяином радиограммы ему не удастся, если не нависнет угроза разгрома базы. А этого, как он знал, не будет, поэтому, сделав свой первый шаг, решил он хорошенько выспаться. Наказал, однако же, радисту:
— Как секретарь райкома придет, меня сразу буди. Обязательно. И если случится что — тоже. Не жалей.
Не удалось Темнику даже заснуть. Только стянул сапоги и свалился на топчан, чувствуя полную немоготу, которая оттеснила в едва проглядную даль все мысли и переживания, и тут в землянку вошел радист:
— К вам связной. Первый раз его вижу.
— От кого?
— Мне это знать не положено.
«Вышколен, — подумал Темник, чувствуя, как расслабленность улетучивается и как вновь обретает он способность действовать. — Вот тебе и молод. Не даст связи без Первого».
Повелел:
— Пропусти. И сам побудь у входа.
От Пелипей связной. Из тех, кто втемную использовался. Жил в деревне, землю пахал, скот растил, будто и войны нет и не фашист хозяин. Без видимого недовольства, даже с охотой сдавал все, что требовали от него оккупационные власти, не саботировал, но и для партизан у него всегда припасены бывали продукты. И роль связного охотно выполнял. На этот раз принес устное сообщение и письмо. Семейное письмо. Тоска в нем, что врозь приходится им так долго жить. Связной не был посвящен ни во что, он вполне верил, что служит делу священной борьбы с захватчиками, и, попади он в руки полиции, любые бы выдержал пытки, а сами фашисты ничего не смогли бы, по его мнению, понять, от кого письмо, кому и когда писано. А Темник только развернул его, пробежал по строкам и — все понял. Остался, правда, спокоен. Спросил:
— Какие новости?
— Очень плохие. Каратели готовятся. Полицаи в основном, но и эсэсовцы есть. Самолеты еще запросили. Бомбить, стало быть, базу станут.
— Когда начало операции?
— На рассвете завтра.
— Назад, выходит, не успеешь. Что ж, с нами будешь. Только в бой не лезь. Не дай бог кто из полицаев тебя заприметит. Ты нам как воздух нужен. Без пятнышка. Мужиком-хозяйчиком, кому любая власть сподручна. Понял? Отдыхай иди.
Подождал, пока связной покинет землянку, и попросил радиста: