Орлий клёкот. Книга вторая
Шрифт:
Белым-бело вокруг. Пронесется изредка темноспинный перелесок в овражьей неровности, и — снова белый простор насколько глаз видит. Но вот впереди показался лес. Поначалу виделось, что перегородил он дорогу не очень высоким разноверхим «забором», но постепенно, чем ближе машина подъезжала к нему, заборная однообразность терялась, опушка становилась опушкой — и с густым подлеском, и с вольными, еще не стиснутыми лесной густотой березами да соснами, и с клиньями сугробистых полян между ними — и все это еще не весеннее, с искристостью набухших почек, но уже и не зимнее, кряхтящее под тяжестью налипшего на ветках снега; деревья, закуржавившиеся, походили пушистостью своей на белых утят-однодневок, готовых уже расправить свои крошечные крылышки.
Михаил Богусловский улыбнулся своему немножко неожиданному, но очень, как он посчитал, точному сравнению; улыбка, однако же, не долго держалась на лице, оно вновь посерьезнело. И то верно: до лесных ли красот ему сейчас, если лес этот, большой, овражистый, со множеством болотистых топей, которые, как ему рассказывали, не замерзают даже в самые студеные недели, прятал в своих недрах врагов? Весь прочесывать его невозможно, почти неосуществима и идея полного и плотного оцепления без поддержки фронта, но просить о помощи можно лишь тогда, когда знаешь, для чего она, та помощь, нужна. Пока же только предположения и догадки. А с ними в штаб фронта, а тем более к командующему не пойдешь.
Подъехали к КПП. Начальник заставы здесь. Встречает как положено. Не случайно, выходит. Не хотел Богусловский, чтобы растрезвонили по заставам о его поездке, но, выходит, кто-то оповестил. Из штаба, конечно. Кому больше?
«Дознаюсь и всыплю», — решил он, досадуя, что не удалось проверить неожиданно службу хотя бы одного контрольно-пропускного пункта.
Нет, не станет он дознаваться, для кого распоряжение начальника войск по охране тыла фронта не распоряжение. Поймет, что здесь даже сложней, чем на границе. И опасней. Поэтому играть здесь в прятки, все едино, что играть со смертью.
Да и проверит он работу КПП отменно. Лучше, как говорится, можно, но некуда.
— Ничего подозрительного за истекшие сутки не обнаружено, — доложил начальник заставы, молодой старший лейтенант, пружинно собранный. — Движение не интенсивное. Только что проехал грузовик с бойцами. Лесной дорогой направились. Храбрые.
Богусловскому ясно, что имел в виду начальник заставы. Дело в том, что КПП стоял у самого леса, в который и нырял тракт, но он не углублялся далеко в лесной массив, а лишь пересекал хордно языкоподобный выступ и вновь затем шел степью. Всего километров пятнадцать лесных, не больше, но именно на этих километрах и случались засады, поэтому последнее время трактом стали пользоваться только крупные колонны, а одиночные машины или обозы в несколько бричек объезжали лес по времянке. Намного, естественно, хуже дорога, в колдобинах и рытвинах, да и длиннее значительно, но зато безопасней. Богусловский тоже планировал ехать дальше по времянке, но доклад о грузовике с красноармейцами внес коррективы.
— Что ж, не станем тогда задерживаться. Трактом поедем. Догоним грузовик.
— Разрешите сопровождать?
— Сопровождать не нужно. Садитесь с нами. Ознакомите с обстановкой.
Уступив свое место ординарцу, Богусловский сел на заднее сиденье с начальником заставы, чтобы удобней было беседовать. Только не сразу пошла беседа по нужному начальнику войск руслу, поначалу на все вопросы следовали раздражающе однообразные ответы: «Никак нет», «Так точно». Богусловский даже осерчал:
— Мы же не оловянные солдатики. Я хочу ваше мнение услышать. Честное. Откровенное.
— Если честно — кутек я слепой, а не начальник заставы. На границе я многое мог предвидеть. Из комендатуры получал информацию, местные жители, особенно из бригады содействия, в курсе всех дел держали, а тут… Я уже на свой страх и риск начал выяснять, что к чему. Тут мне один старик подбросил мыслишку: бывших бы партизан поискать, они бы до своей базы свели. Не там ли, говорит, живут припеваючи фашистские недобитки?
— Интересная мысль. А вы доложили по команде?
— Нет. Нынче намеревался комбату донести.
— Медлить с такими фактами нельзя, учтите на будущее, — попрекнул строго Богусловский, потом спросил, переходя на прежний доброжелательный тон: — Застава может выделять поисковые группы? Для оперативного поиска?
— Туговато будет, но — возможно. Подобрать побашковитей мужиков да посноровистей, и — пойдет дело. Только, думаю, силами одних застав должного оперативного поиска не наладить. Батальоны нужно подключать. И даже полки. Одно нам, начальникам застав, ясно: повязки с глаз нужно снимать. Не дело день и ночь только и делать, что торчать у шлагбаума. Даже стыдно каждого глазами щупать. Он на передовую едет, а мы не верим ему.
— Еще один нюанс, — промолвил Богусловский, как бы обращая свое внимание на важность и серьезность услышанного. — Настораживающий нюанс.
Начальник заставы уловил по тону старшего командира, что его душевный порыв, его откровение пришлись тому отчего-то явно не по нраву. Но что делать? Сам же напросился на разговор без утайки. Да что их таить — эти сомнения почти у всех пограничников. Что прятать? Лишь единицам составляет явное удовольствие чувствовать себя хозяином положения — для всех остальных поголовная проверка обременительна. По-иному ведут себя пограничники, когда дело доходит до схватки с вражескими лазутчиками, тут не удержать никого — и злость сразу появляется, и ловкость, и смекалка. Для врагов, хотя они тоже не лыком шиты, финал всегда плачевный, а пограничников погибают единицы. Такова правда, и ничего тут не поделаешь, доволен ты или нет.
У Михаила Семеоновича иные мысли. Он еще не вполне осознал, как сильно повлияет на организацию охраны тыла фронта откровение молодого командира, но он уже вполне обоснованно досадовал на себя за то, что ни разу даже не подумал серьезно о психологическом настрое бойцов и младшего начсостава, не поговорил прежде с командирами полков, с комбатами, с начальниками застав, не предпринял никаких контрмер, чтобы повысить бдительность. Это, как он теперь считал, большая промашка, и нужно поправлять дело. Но как?
Легковушка мерно гудела мотором, колеса мягко шуршали по укатанному тракту, в машине тихо, ничто не мешает думать, но нужные мысли не приходят. Так и пульсирует: «Что-то нужно предпринять, что-то нужно…» А что?
Дорого заплатит Богусловский за нужный ответ. Кровью своей. И скажет потом себе, когда пережитое останется позади, когда верный путь борьбы с диверсантами будет найден: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Слева промелькнул отвилок. Узкий. Лесорубы до войны еще, видимо, проложили его. Либо лесники. Отвилок и отвилок, что тут особенного, только начальник заставы крикнул, словно боясь опоздать: