Орлята
Шрифт:
Наконец немцы убрались восвояси, волоча за собою испорченные велосипеды. Тогда дядя Родион подошел к баньке и снова заглянул в окно. В консервной банке отцветал букетик медуницы. Голубая ленточка валялась на полу, но хозяйки ленточки не было видно. Куда же девалась негодная девчонка?
Вдруг под крышей что-то заскрипело. Приоткрылось окошко крохотного чердака, и на землю упали тапочки. Дядя Родион спрятался за угол.
Он слышал, как по бревнам шуршали босые ноги. Кто-то спускался по стене. Кто-то
Увидев дядю, Лара слабо вскрикнула. Первым ее движением было спрятать раненую руку за спину, но в ту же секунду девочка передумала. Пусть дядя видит, что она его не боится.
— Чем же ты руку порезала? — ехидно спросил дядя Родион. — Уж не тем ли стеклом, которым шины прокалывала? А?
Девочка молчала. «Да, это я сделала, — говорили ее блестящие бесстрашные глаза. — И еще сделаю. Попробуй донеси».
— Ты что, в могилу хочешь меня пихнуть? — прошипел дядя Родион. — Диверсию на моей усадьбе устраиваешь? Ну погоди! Я упрячу тебя так далеко, что ты меня не достанешь!
И через несколько дней на деревенской сходке прочитали фамилии девушек, обязанных явиться в лагерь в Пустошку. Из этого лагеря молодежь отправляли в Германию. В списке значились «Рая и Фрося. Но самой младшей в списке была Лариса Михеенко, четырнадцати лет. Об этом позаботился дядя Родион.
В последний вечер бабушка не отпускала Лару от себя. Она то гладила Ларины волосы, то брала ее руку и крепко-крепко держала. Будто боялась, что, если она выпустит руку девочки, Лару сейчас же уведут.
— Посиди со мной, дай в последний раз на тебя погляжу. Что придумали ироды. Детей угоняют в неволю! Босых, голодных... На дорогу нечего собрать...
— Мне ничего не нужно.
— Это почему? Ты что-то задумала, милок?
— Ничего не задумала. Просто Фросина мама сказала, что соберет и на Фросю, и на меня.
Первый раз в жизни Лара солгала бабушке. Между подружками все уже было решено. Они не могут быть рабами фашистов, они убегут в язненскне леса и постараются разыскать партизанский отряд, в который ушел Фросин брат Петя.
Сбор ночью в доме у Кондруненко. Лара обещала прийти сразу же, как только бабушка уснет.
Но бабушка в этот вечер долго не засыпала. Ома нагибалась и все что-то шептала, шептала.
Бабушка молилась, а девочке казалось, что не бабушка это шепчет, а травы шелестят.
Раньше Лара ходила с бабушкой в лес и на луг. Бабушка каждую травку знала по имени, о каждой могла рассказать.
— Это череда; она от золотухи избавит, а чина — от кашля. Тысячелистник кровь останавливает, донник в груди мягчит.
Луг смотрел на девочку тысячью цветов, словно тысячью глаз. И Лара думала: какая богатая и красивая ее родная земля! Но пришли враги и потоптали бабушкины травы, потоптали жизнь...
Кончив молиться, бабушка еще долго ворочалась на лавке; по временам она окликала Лару:
— Ты здесь, лапушка?
— Здесь, бабушка, с тобой.
Но вот дыхание бабушки стало спокойным и ровным, она уснула. Тогда девочка встала со скамьи. В темноте нельзя было различить лицо спящей. Только смутно белел платок, которым бабушка на ночь повязывала голову. Ему-то и покивала девочка.
— Бабуля, моя дорогая, прощай!
Всю ночь шли три девочки, то лесом, то полем, то болотом. Деревни они обходили с подветренной стороны, чтоб их не почуяли собаки.
Стало рассветать. Беглянки снова свернули в лес. Теперь можно было отдохнуть. Девочки постелили у корней березы жакетки и легли на землю все рядышком.
Земля была еще по-ночному холодная, но вершина березы светилась золотом. И на золотой ветке пела птица, встречая новую зарю.
Ординарец Андрей разыскал заместителя командира бригады по разведке — Котлярова — в избе разведчиков.
— Павел Константинович! Вас в штаб просят. К нам пополнение пришло. Потеха!
— Почему же потеха? — спросил Котляров.
— Так это ж девчонки, самая мелочь. Они на заставе, дожидаясь проводника, в камешки играли! Разве не потеха?
Штаб бригады помещался на краю деревни Кривицы в светлой, просторной избе. Утреннее солнце светило в окно, и на желтом, солнечном полу перед командиром бригады стояли три девочки: две белоголовые и одна темноволосая. На ней было платье в горошек, надставленное куском синего сатина.
«Из бабушкиной юбки кусок выкроили, — подумал Котляров. — Девочка выросла, а платьев на перемену нет».
— Вот посмотри на них, — сердито сказал командир. — В разведчики просятся, говорят, хорошо знают местность. Я им уже десять раз объяснял, что здесь бригада, а не детский сад, а они твердят свое: «Мы все равно партизаны будем». Им не втолкуешь. Поговори с ними сам.
Но тут распахнулась дверь и в избу вошел командир одного из отрядов Карпенко.
— Так как же с Ореховом? — спросил он, усаживаясь на лавку рядом с командиром бригады. — Чего дожидаемся? Чтобы немцы Перерезали всех коров?
В Орехово немцы согнали скот, отобранный у населения. Карпенко вызвался его отбить. Но для этого ему нужны были данные разведки: где в Орехове расставлены часовые, где расположены орудия.
— Орехово усиленно охраняется, — сказал Котляров. — Парню-разведчику туда не пройти, схватят. Сейчас в деревне каждый парень на счету — чужого узнают сразу. Своих людей в Орехове у нас нет.
— А у меня есть тетя в Орехове.
Это сказала Рая. Она чуть-чуть подвинулась вперед и снова повторила: