Орудие Немезиды
Шрифт:
— Марк? Вы имеете в виду Марка Муммия?
— Нет, разумеется. У Муммия нет собственной триремы! Я имею в виду Марка Красса. — Губы Фабия тронула слабая улыбка. — Но вы вряд ли знали об этом, не так ли, пока не сошли на берег? Ну, вот мы и доплыли. Держитесь крепче — эти неуклюжие гребцы… можно подумать, что они пытаются протаранить вражеский корабль. Кандалы на «Фурии» могли бы оказаться им полезны.
Ступив на настил пристани, я снова посмотрел на гавань.
— Вы хотите сказать, что сейчас здесь вообще нет никакой торговли?
Фабий пожал плечами. Я отнес его гримасу на счет традиционного патрицианского презрения ко всему, что касается торговли.
— Разумеется, парусные лодки и скифы снуют взад и вперед по Чаше, развозя товары и пассажиров между
Он повернулся и повел нас по пристани.
— В Риме, как я полагаю, не чувствуется недостатка в продуктах, несмотря на эти волнения? Там этого не допустят.
— Люди боятся этого, но пока не страдают от нехватки провианта, — процитировал я последнюю речь, которую недавно слышал в Форуме.
— Точно в Сенате, — фыркнул Фабий. — Они пойдут как угодно далеко, лишь бы римская толпа чувствовала себя комфортно. И при этом никак не найдут толкового военачальника, который смог бы возглавить борьбу либо со Спартаком, либо с пиратами. Это просто сборище никчемных людей! Да, Рим уже не тот, каким он был. Сулла раскрыл двери в Сенат для своих закадычных друзей. Теперь мелочные торговцы и продавцы оливкового масла выстраиваются там в очередь, чтобы произносить речи, а гладиаторы тем временем грабят окрестности. Хорошо еще, что у Спартака не хватает мозгов или, может быть, нервов выступить маршем на сам Рим.
— О таком повороте событий говорят ежедневно.
— Не сомневаюсь в этом. О чем еще остается говорить в наши дни римлянам между тарелкой икры и блюдом с жареной перепелкой?
— Популярным объектом всяких пересудов остается Помпей, — заметил я. — Говорят, что он почти сломил повстанцев в Испании. Народ склоняется к мнению о том, что Помпею следует срочно вернуться и положить конец банде Спартака.
— Помпей! — Фауст Фабий процедил это имя с тем же презрением, что и Марк Муммий. — Разумеется, про него не скажешь, что он из плохой семьи, и никто не может принизить его военных заслуг. Но в этот момент Помпей не смог бы действовать с успехом, он не тот человек.
— А кто же тот человек?
Фабий улыбнулся, и его крупные ноздри раздулись.
— Вы скоро с ним встретитесь.
Нас уже ждали лошади. В сопровождении телохранителя Фабия мы проехали через местечко Мизены и свернули на север по вымощенной булыжником дороге, проложенной вдоль широкого топкого берега. Дорога пошла вверх, через невысокий горный кряж, поросший деревьями. По обе стороны дороги между деревьями замелькали большие дома, отделенные один от другого ухоженными садами и нетронутыми участками леса. Экон смотрел на все это с восхищением. Живя со мной, он встречался с богатыми людьми, а случалось и бывал зван в их дома, но великолепие, открывшееся ему в окрестностях Чаши, поразило его. Стоящие вплотную друг к другу городские дома римлян, с их простыми фасадами, далеко не так импозантны, как загородные виллы. Вдали от завистливых глаз римской толпы, в таких местах, куда нет доступа никому, кроме рабов или таких же владельцев вилл, как они сами, знатные римляне не боятся показать свой вкус, как и способности платить за всю эту роскошь. Старомодные ораторы говорят, что в прошлые времена богатство заключалось в личных качествах, но в мое время золото стало лучшей приправой к любым качествам, и в особенности на берегах Залива Изобилия.
Фауст Фабий перевел свою лошадь на более неторопливый аллюр. Если бы дело было срочным, он бы этого не сделал. Казалось, в самом воздухе побережья Кампаньи было что-то, расслаблявшее даже самых беспокойных горожан с севера. Я чувствовал это по себе, вдыхая аромат хвои и моря, наслаждаясь особой ясностью солнечного света, заполнившего все небо и отражавшегося от поверхности воды в огромной чаше залива. Ощущение божественной гармонии и благодарности богам наполнило меня. Такое чувство удовлетворенности развязывает языки, и мне оказалось нетрудно разговорить Фауста Фабия. Он был римлянином до мозга костей, и было ясно, что посещая эти края достаточно часто, знал очень много из прошлого Кампании, а также прекрасно разбирался в местных обычаях.
— Должен вам сказать, Фауст Фабий, что мой покровитель на суше куда более любезен, чем тот, с которым я имел дело на море. — Он принял эту лесть с тонкой улыбкой. Мне было ясно, что он не испытывает особого расположения к Марку Муммию. — Скажите мне, — продолжал я, — кто все-таки такой этот Муммий?
Фабий поднял бровь.
— Я полагал, что вы должны были это знать. Муммий один из протеже Красса со времен гражданских войн. Теперь он правая рука Красса во всех военных делах. Семья Муммиев ничем особенным не выдается, но, как у большинства римских семейств с достаточно длинной родословной, у них был по меньшей мере один знаменитый предок. К сожалению, его слава переходит из рук в руки, окрашенная скандалом. Прапрадед Марка Муммия был консулом во времена правления Гракхов. Он победоносно провел кампании в Испании и Греции. Вам никогда не приходилось слышать о Сумасшедшем Муммий, известном также под именем Варвара?
Я пожал плечами. Умы патрициев, несомненно, отличаются от наших — умов обычных людей. Иначе как могли бы они без всяких усилий держать в голове весь перечень славных дел, сплетен и скандалов, касающихся множества предков, и не только своих собственных? При случае они могут поведать вам самые пикантные подробности событий, восходящих аж ко времени короля Нумы.
Фабий улыбнулся.
— Это мало вероятно, но если вам случится оказаться в обществе Марка, будьте осторожны в словах — он невероятно чувствителен ко всему, что касается репутации своего предка. Так вот, много лет назад Сенат послал этого Сумасшедшего Муммия покончить с мятежом Ахейской Лиги в Греции. Муммий разбил мятежников наголову, а потом систематически грабил Коринф, а затем превратил его жителей в рабов и в соответствии с декретом Сената сравнял его с землей.
— Еще одна славная глава в истории нашей империи. Несомненно, любой римлянин гордился бы таким предком.
— Разумеется, — согласился Фабий, едва заметно стиснув зубы в ответ на иронию, прозвучавшую в моем голосе.
— Эта акция, достойная мясника, и принесла ему кличку Сумасшедшего Муммия?
— О, клянусь Геркулесом, нет. Ни его кровожадность, ни жестокость тут ни при чем. Вся его натура сказалась при отправке в Рим произведений искусства. Драгоценнейшие статуи прибыли разбитыми на куски, урны филигранной работы были побиты и исцарапаны, со шкатулок были сорваны драгоценные камни, а от дорогих стеклянных изделий остались одни осколки. Говорили, что этот тип не мог отличить Поликлета от Полидора!
— Подумать только!
— Вот именно! Говорят, что при перевозке были отбиты головы у Юноны Поликлета и у Венеры Полидора, а когда Сумасшедший Муммий решил восстановить скульптуры, он приказал рабочим приделать каждую голову не к своему, а к другому туловищу. Ошибка была очевидна каждому, имевшему глаза. Один из пленных коринфян, возмущенный таким богохульством, сказал об этом Сумасшедшему Муммию, за что тот велел высечь старика, а затем продал его на рудники. Статуи же приказал оставить в таком виде, утверждая, что так они смотрятся лучше. — Фабий с отвращением покачал головой — для патриция скандал столетней давности был так же нетерпим, как и случившийся этим утром. — Старого Муммия стали называть Сумасшедшим Муммием, Варваром, и это тем более к нему подходило, что он был таким же толстокожим, как фракийцы или галлы. Это семейство не знало, что такое стыд. Марк Муммий чтит своего предка за военные подвиги.