Оружейница
Шрифт:
— Ну что смотришь, одевай и веди, а то вот-вот очередная схватка начнётся, — Настя хихикнула, — Похоже Боцманша решила, что ты наш папочка.
Я офанарел от такого заявления, но тем не менее, быстренько надел халат, бахилы и что-то вроде берета, схватил сумку, которую Настя называла «родильным чемоданчиком» и, взяв её под руку повёл внутрь.
Как только мы вошли в коридор, из-за одной из выходивших в него дверей, раздался женский крик. Настя вздрогнула и так вцепилась мне в руку, что я невольно застонал.
Мы зашли в дверь с номером «пять». В левом углу пристроилась кровать, а посередине
— Это родильный стол, — нервным голосом сообщила мне Настя, и добавила, — отвернись, я переоденусь.
Я отвернулся, за спиной раздался шорох снимаемой одежды и, через минуту её голос сообщил, — Готово.
Я повернулся. Настя сидела на кровати, возле спинки лежала старая наволочка, как я понял, с её домашней одеждой, а на ней была абсолютно безразмерная рубашка до колен, в мелкий цветочек.
Не успел я открыть рот, как Настя снова громко застонала и легла на бок, свернувшись в клубочек, а когда я протянул ей руку, вцепилась в неё из-за всех сил. Было видно, что ей очень страшно, и мой первый порыв — слинять отсюда побыстрее, сменился желанием хоть как-то помочь ей и, я сказал, что побуду с ней рядом.
Спустя несколько минут, молоденькая сестричка прикатила тележку с приборами и Настю подключили к ним. Каждые несколько минут в палату заходила та самая огромная еврейка, как я понял, это и была Боцманша. (Ей-ей, прозвище было в самый раз! Я ни разу не сомневался, что окажись она на палубе пиратского фрегата, команда ходила бы у неё по струнке и дышала строго по разрешению.) Меня удивило, что она не находится при Насте постоянно. Но Аня, так звали сестричку, пояснила, что, во-первых, роженицы сегодня идут потоком и в первой даже принимают тройню, а, во-вторых — у них с утра выдернули, в хирургию центральной, анестезиологов. Сейчас, когда зелень успела подняться, но ещё не высохла, с юга из Чеченского Имамата косяком прут банды молодёжи — проходить посвящение в мужчин. И за ночь и утро было уже четыре серьёзных боя, много раненых, вот и пришлось отправить часть спецов даже от них.
Схватки у Насти постепенно учащались, я, если честно уже не следил за временем. Когда её, очередной раз отпустило, Настя встала, чтобы пройтись по палате, и очередная схватка застала её на ногах. Она уцепилась за спинку кровати и я услышал звук падающих капель. Когда я увидел что под ней расплывается лужа, моей первой мыслью было, что Настя оконфузилась, но она испуганно вскрикнула:
— Мамочки! Лёшка! Воды!
Сестричка чем-то обтёрла ей ноги и, сказав мне чтобы я помог Насте улечься на стол, побежала за Боцманшей. Та пришла через несколько минут и, осмотрев Настю, сказала что всё идёт как надо…
…А дальше началось! Настя, по командам Боцманши, тужилась и кричала, а та её хвалила и говорила, что всё идёт как надо. Господи! Как же это выглядит когда что-то идёт не так?!
В какой-то момент Боцманша сказала Ане, чтобы та надела мне перчатки и, когда та натянула их мне на кисти, сказала, — становись сюда и держи!
Я стал куда она показала и увидел что в Настином хозяйстве торчит покрытый мокрыми волосами бугорок, а вниз стекает тонкая полоска крови. До меня не сразу дошло, что это голова
Боцманша, громким, не терпящим сомнений голосом, сказала Насте:
— Ну, головка уже прорезалась. Будем рожать. Давай миленькая! Осталось совсем чуть-чуть!
Настя натужилась и закричала, а Боцманша тихонько сказала мне, — Лови! — и подстраховала мои руки снизу, своими огромными лапищами.
Головка вылезла из Насти, а затем… Я так и не уловил момента, когда у меня в руках оказалась её дочка. Боцманша удовлетворённо хмыкнула, протянув руку ущипнула её за бочок и по ушам ударил громкий крик…
Демидовск
01 число 03 месяца 22 года. 17 часов 37 минут
Настя
Я смотрела на дочку и, чувствовала как меня охватывает, никогда раньше не испытанное чувство счастья, перед которым отступает и боль последних часов, и все неудобства сопровождавшие беременность.
Боцманша похлопала меня по плечу, и удовлетворённым голосом произнесла:
— Вот и всё! А ты боялась! Всё как в учебнике по акушерству.
Затем она с Аней начали возиться с малышкой. Я услышала как она сказала, — Нитку, — а потом, обращаясь к Лёше, — Режь здесь.
Лязгнули ножницы, Боцманша подошла и положила дочку мне на живот, а я, первый раз в жизни, прикоснулась к своему орущему сокровищу…
— Ты как?
Я повернула голову к стоящему возле стола, всё ещё салатного цвета, Лёше.
— Лёша, — мои глаза наполнились слезами, — Лёша… Это… — я всхлипнула, — это моя жизнь!
— А чувствуешь себя как?
Я на секунду задумалась, а потом честно ответила:
— Как из камнедробилки!
Слушавшая наш диалог Боцманша, хмыкнула и, с добродушным ехидством, сказала:
— Ну, вы, красавцы, воркуйте, а я пойду посмотрю как там наша трёхзарядная, — и уже в дверях добавила, обращаясь к Ане, — плацента выйдет — позовёшь.
А я всё своё внимание обратила на малышку. Та продолжала так громко и возмущённо орать, что я совершенно успокоилась насчёт раскрытия её лёгких. Приподняв свою лапочку я, в первый раз встретилась с её удивлённым взглядом. Уставившись на меня она замолчала, а потом начала тыкаться головой и шевелить губами. До меня дошло, что она ищет грудь и я приложила её к правому полушарию… Мамочки! Моё счастье так хватануло меня за сосок, что аж слёзы брызнули из глаз! Я громко ойкнула, но, слава богу, дальше всё пошло нормально. Малышка с наслаждением питалась, а я пыталась проморгать слёзы из глаз. Решив, заодно распечатать и левую я переложила её, сумев, на этот раз подавить вскрик, а когда малышка отвалилась от груди, я вдруг почувствовала горячую струйку на животе. Лёшка хихикнул:
— Поздравляю! Твоё сокровище тебя описяло!
Аня улыбаясь вытерла мне живот, завернула малышку в пелёнку и стала носить её по залу держа в вертикальном положении, а через несколько минут вытерла ей ротик салфеткой и довольным голосом сказала:
— Ну вот, воздушек мы срыгнули, а теперь давай-ка взвесимся, — положила малую на весы и стала передвигать по рейке гирьку.
— Так, три двести, — Аня переложила малую на столик, уперев головкой в бортик и выпрямила той ножки, — а рост пятьдесят. У тебя её приданное где? — обратилась она ко мне.