Оружие Аполлона
Шрифт:
А еще он вновь сказал себе: нет, не доведется ему, видно, занимать высокие посты, потому что не получается иногда сдерживаться…
Крис поднял голову и огляделся. Кто-то из находящихся в сквере людей остановился, кто-то направлялся к нему. Габлер никак не мог сообразить, что делать дальше – бежать или оставаться на месте, – и тут вспомнил о соглядатае. Сейчас он был бы весьма кстати, если он вообще был. Значит, надо срочно связаться с Шацким, пусть выручает!
Габлер полез в карман джинсов за унидеском и вдруг увидел своего «ангела-хранителя». К нему торопливо шел, почти бежал от входа в сквер все тот же невысокий
– И зачем ты это сделал, Габлер? – осведомился соглядатай и повел в стороны светящимся жетоном, дабы собиравшийся народ понял, что тут все под контролем. – Не слишком ли часто в последнее время кулаками машешь?
«Уже проинформирован о рыжем», – подумал Крис и пояснил:
– Я просто действовал на опережение. Беллизонские жрецы очень способные ребята, я уже успел в этом убедиться. Причем демонстрировал мне не так давно свои способности именно он, даллио Энгилейнон. – Он кивнул на лежащего жреца. – И у него отлично получилось.
Соглядатай поднял брови:
– Беллизонский жрец?
– Он самый. Мы с ним вообще старые знакомые, только повел он себя некорректно. Обвинил меня в том, чего я не делал.
Энгилейнон слабо зашевелился, кажется, приходя в сознание.
– Иди домой, Габлер, – сказал грэнд. – Ты ведь домой направлялся?
– Да.
– Вот и иди и больше никого не трогай. Договорились?
– Я просто так на людей не бросаюсь, – процедил Крис. – А ты передай мистеру Шацкому: этот хрен подгорный обвинил меня в том, что я хотел убить известную ему, Шацкому, беллизонку. А поскольку он действительно кое на что способен, лучше бы его временно изолировать. А то я спать не смогу спокойно.
– Иди, Габлер, – повторил грэнд, доставая унидеск. – Мы разберемся.
– Ну, удачи.
Крис бросил взгляд на продолжающего возиться у его ног Энгилейнона, развернулся и, не оборачиваясь, направился к выходу из сквера.
– И тебе, – донеслось до него.
Уже спустившись по широким пологим ступеням на тротуар, Габлер все-таки оглянулся. Энгилейнон стоял на ногах и отряхивал пиджак, а грэнд ему что-то втолковывал.
«Как бы этот служитель Беллизона его не приласкал…» – подумал Крис.
Махнул рукой и направился дальше.
Вечер он провел так, как и планировал – с обильным ужином и арт-объемками. Правда, без похода в театр. А когда уснул, ему приснилась Низа. Живая и здоровая Низа, какой он увидел ее когда-то в александрийском приморском кабаке. Только горло ее перечеркивал шрам, покрытый коркой засохшей крови, и глаза были тусклыми, мертвенными…
…Утро оказалось не мудренее вечера и настроения Крису не прибавило. Привидевшееся во сне никак не шло из головы. Габлер постоял под душем, почти без аппетита позавтракал, медленно жуя и поглядывая ньюзы по тивишнику.
Империя Рома Юнион жила своей обычной жизнью. Что-то где-то строили, покоряли горные вершины, сталкивали на ускорителях очередные квазичастицы, ломали кресла на концертах, лепили самый большой в Виа Лактеа пельмень, устраивали карнавалы, шли под суд за взятки, побеждали в космических регатах, в который раз по-своему трактовали Шекспира на театральной
Как и всегда, во все времена, события шли разными слоями, и глубинные слои никогда не всплывали на поверхность, а если и всплывали, то лишь через много-много лет.
Еще не управившись с едой, Крис уже знал, что будет сегодня делать. Он займется тем, чем недавно (неужели это было недавно?…) помешал ему заняться Шацкий. Он полетит к океану. Вот прямо сейчас вызовет такси – и полетит.
И полетел.
Тирренский океан был величественным, как и подобает океану. Бесконечные ряды волн выскальзывали из серой дымки у горизонта, неслись к берегу и с шорохом выплескивались на гальку, покрытую разводами сухих водорослей. Крис умышленно оставил далеко в стороне обширную зону отдыха с ее пляжами, кабаками, спортивными площадками, лесопарками и прочим и долго летел над побережьем, выискивая местечко по душе. Приземлился на покрытой высокой серебристой травой равнине и полез на скалы, нависшие над укромной бухтой. Лег на живот на самой кромке обрыва, опустив голову на руки, и принялся созерцать шеренги волн, неустанно стремящиеся к берегу. День был пасмурным и прохладным, и так же пасмурно и прохладно было у Габлера на душе.
Глядя вдаль, он думал о том, что и Вери Рома, и другие планеты заселены совсем не густо, и не нужно пересекать моря и континенты, чтобы оказаться в полном одиночестве. Впрочем, в полном одиночестве можно было оказаться и в собственном доме, и даже если рядом есть кто-то еще… Он думал о том, что люди, как и тысячелетия назад, остаются все такими же одинокими перед лицом Вселенной, и это одиночество не кончится никогда. И те, кто живет в другой Вселенной, точно так же одиноки, и, возможно, именно это одиночество, а вовсе не какая-то гипотетическая болезнь, гонит их к таким же одиноким. И все те, кто живет и будет жить под звездами, обречены нести это одиночество до скончания времен, до неизбежной гибели всех вселенных…
Эти мысли были для него непривычными, и Крис ничего не мог с ними поделать. Словно это не он, а кто-то другой размышлял в его голове и не собирался оттуда уходить.
Ряды волн навевали ему и другие думы. Волны словно говорили о постоянном однообразии и тщетности попыток прервать это вечное монотонное движение и не выбрасываться на берег. Волны не могли по собственной воле пойти поперек или взметнуться к небу, потому что им не дано было определять собственную судьбу. Как и человеку?
Поселившийся в голове чужак уже утомлял, и Крис даже обрадовался, когда в кармане раздался сигнал унидеска.
– Чудесно выглядишь, – с одобрением сказал появившийся в озе Шацкий. – Спокоен и, кажется, трезв. Да?
– Сам удивляюсь, – невесело усмехнулся Габлер. – Помню твои слова о статусе и тренируюсь не пить.
– Правильно делаешь, – кивнул грэнд. – Ты где?
– А что, данные с орбиты тебе не передают? – съязвил Крис.
– Надо будет, и с орбиты понаблюдаем, – без улыбки сказал Шацкий.
– Даже так?… А где же мой, так сказать, ведомый? Что, жрец ему проблемы создал?
– Жрец себе проблемы создал. Докучать тебе не будет, мы уж позаботимся.