Оружие Леса

Левицкий Андрей Юрьевич

– Хватит надрываться, – проворчал я, садясь и протирая глаза. – Брателло, а ну заткнись!

Калуга втянул голову назад и спрыгнул с канистры. Прежде, чем он прикрыл люк, я разглядел, что небо над нами темно-серое, в облаках.

– Подъезжаем, – сообщил он. – Уже холм показался, скоро надо будет тормозить, если не хотим, чтобы нас увидели со стены.

– А там стена? – уточнил я.

Лютик молчал, Выдра из кабины не высовывался. Калуга присел под бортом напротив меня, полез было в нагрудный карман, но с сожалением опустил руку и пояснил:

– Привык пожрать в пути, у меня всегда запасы по карманам…

– Это я знаю, – перебил я. – Шоколад за пазухой, сухари в подкладке.

– Во-во, вроде того. Только

эти, – он повел пухлым подбородком в сторону Лютика, – все забрали. Эй, малой, может, дашь чего пожевать?

– Нет жрачки, – ответил тот.

– Ну хоть этот брикетик свой… если не жалко. А то у меня аж челюсти сводит – привычка, понимашь!

Лютик помедлил, достал кисет, вытащил коричневый брусок, отломал примерно четверть и бросил Калуге. Тот поймал, осмотрел подарок, сунул в рот и принялся жевать, чавкая.

– Так что насчет Чума? – напомнил я. – Опиши обстановку в нем.

– А ты там бывал, брат?

– Не доводилось. Только слышал, что есть такой поселок и что он не совсем обычный.

– Да уж точно необычный, – согласился Калуга. – С этим Чумом было интересное дело… На том месте была когда-то пустошь. Плоская такая, серая, ну, ничего выдающегося. И до Леса не то чтобы сильно далеко, но и не совсем чтобы близко. Никогда никаких особых аномалий или ценных артов здесь не водилось. А потом посреди пустоши вдруг начал расти холм. И не холм даже, а такой нарыв. Волдырь. Конус земли, он все увеличивался, шел трещинами, из них то бил вонючий газ, то лезла какая-то жижа, а иногда вдруг валила толпа мерзких тварей, я сам не видел, но рассказывали: гадкие как не знаю кто, такие белесые, вроде крупных насекомых, с ножками.

– Ясно, что не с ручками. Дальше что?

– Не, на самом деле они только смахивали на насекомых, а в действительности это были такие безглазые грызуны. Вроде крыс, но осклизлых и то ли с клешнями, то ли вообще не разберешь. А дальше, брат, этот нарыв на теле земном разросся до неприличных размеров – и вдруг как прорвало его! Вершина распалась, из нее вылезло дерево. Ну, мутант лесной. Говорили, совсем странное дерево: ствол очень уж толстый и как бы рыхловатый, вроде мягкий. Он рос не вверх или как-то там вбок, а стелился по земле кольцами, обвивая холм. Вроде не мог собственного веса выдержать. И тогда стало понятно, что по сути весь холм внутри – корни этого растительного, понимаешь, чудовища. Иногда между корнями проваливалась земля, появлялись черные провалы, в них что-то шевелилось, извивалось мерзостно, потом оттуда лезли эти безглазые белые крысы, а дерево все росло, все наматывало кольца… Тринадцать гребаных мутантов, вот это картина! Главное, что белых тварей становилось все больше, появлялись они все чаще и уже стали не просто вокруг холма тусоваться, а устраивать набеги на ближайшие фермы и поселки. И вместе с ними возникали какие-то другие создания: тоже белые, слизистые, без глаз, но большие и уж такие странные, что и не описать. И стало все совсем плохо, люди из округи начали сниматься с насиженных мест, но тут появился незнакомец. Человек. Говорят, он подошел к холму с деревом и просто встал рядом. Что делал, как делал – непонятно. Вот так просто стоял, и все. Хотя кое-кто уверен, что он говорил с деревом. Сказал ему Слово Смерти. Не спрашивай, – Калуга предупреждающе поднял руку. – Не спрашивай, брат, что это такое – за что мне продали, за то я и перепродаю. Потом человек ушел… а дерево умерло. Просто усохло, и твари больше не появлялись.

– А что за незнакомец, как звали? – спросил я.

– История на этот счет отмалчивается. А вернее не совсем отмалчивается, просто говорят разное. Одни его называли Колдун, другие Ходок.

– Ходок, значит. Ладно, и что дальше?

Калуга развел руками:

– А и ничего. Дерево после того рассохлось, почти рассыпалось. На склонах остались только провалы, они тоже засохли, а на вершине –

обрубок ствола. Он толстенный, как башня, только кривой. Уродливый – страсть. Много позже, когда уже окончательно выяснилось, что место больше не опасно, там стали селиться люди. А все потому, что из провалов в некоторых местах с тех пор идет газ. Запашок не очень, зато он не вредный, ну, если спецом не надышаться. Горючий. Так, в меру – светится, но не взрывается, если не поджечь разом целую емкость. Вот так, а после появился Чумак… Ну, ты пойми, что я тоже не бывал там, только знался когда-то с одним парнем оттуда. Он долго прожил на Чуме, вот и рассказывал. В общем, это не самое сладкое место в мире. И хозяйничает там тот самый Чумак. Про него-то слышал?

У меня кольнуло в животе, начало жечь, я приложил к нему руку, помассировал и сказал:

– Слышал. Он вроде был другом Хана.

– Другом – не другом, а служил у Хана начальником службы безопасности. Ближайший соратник, типа. Потом Чумака тяжело ранили, он оклемался, но от дел отошел. Хан выделил ему людей, помог заграбастать большущий кусок плодородной земли. Бойцы Чумака поубивали фермерские семьи, которые жили в тех местах, а дома с хозяйствами он присвоил. У него там трудятся рабы, которых Чумак покупает у чернорыночников или меняет, ну и просто батраки, за еду. Как я слышал, там царит полное бесправие, такой деспотизм жестокий… неважно, в общем, к чему я это все говорю: Чум – под Чумаком. От его имени и город стали называть. А горожан: чумовыми или чумаками. Хозяину в городе подчинено все, тамошняя охрана работает на него. И все ему платят дань.

– Зачем же люди там тогда вообще живут?

– А затем, что он дает им защиту. И от мутантов, которые иногда набегают из Леса, и от любых банд. То есть байкеры на Чум и так никогда не наезжают, поскольку Чумак до сих пор в тесном контакте с Ханом. Снабжает Ставку провизией, а сейчас еще вроде стал возить туда газ из Чума. Ну а если появляются какие-то залетные бригады, пытаются наскочить на поселение, армия Чумака с ними разбирается. Ну и плюс в самом Чуме – ни тебе бандитизма, ни воровства, людям это нравится.

Калуга помолчал, потом развел руками:

– Тут уж понимаешь, чувачелло, для кого предпочтительнее свобода, а кому спокойнее сидеть под Большим Братом. В обмен на свободу получать безопасность. Вот лично для меня воля важней, и для тебя, по-моему, тоже, но таких, как мы, на самом деле, думаю, не очень много. Большинство людей вместо свободы выбирают сытость загона с кормушкой.

– Подожди, – перебил я, – и что из всего этого вытекает? Мы в город сможем свободно попасть?

– Свободно… за двадцать рублей каждый.

– Тьфу ты! – я хлопнул себя по бедру. – А ведь я не подумал про это. Деньги могут понадобиться не только для входа, но и в самом Чуме. Упустил со всеми этими делами… нам деньги нужны!

– Я пустой, брат, – заметил Калуга.

– Да понятно. У меня тоже, что было, забрали краевцы. Выдра, эй, а ну сюда слушай! Сколько еще ехать?

Он вместо ответа резко повернул грузовик, вломившись кабиной в густые заросли, а потом ударил по тормозам, и мы встали. Мотор заглох, Выдра буркнул: «Приехали» – и выбрался наружу.

Мы тоже полезли из кузова. Краевец, как выяснилось, остановил машину на узкой полосе между оврагом и деревьями, в густой тени. Спереди были высокие заросли, сзади тоже – там они, смятые грузовиком, медленно распрямлялись и вскоре должны были скрыть машину от посторонних взглядов.

– Чум на востоке, – проворчал Выдра, поставив ногу на подножку и перешнуровывая ботинок. – Вон, виден, близко. Мы с Лютиком ждем здесь, а вы шагайте.

После двух размолвок, сначала со мной, когда мы наблюдали за лагерем ренегатов, а потом с Калугой, в результате которой Выдра еще и схлопотал по морде, он больше не пытался в открытую командовать, лишь бурчал да бросал злобные взгляды.