Оружие Победы
Шрифт:
Конструктор Анатолий Иоасафович Маслов.
Всю свою жизнь Анатолий Иоасафович считал себя «представителем школы Бубнова».
«Мастерами добрых пропорций» уважительно называли в России умелых корабелов.
А детища, сотворенные ими, испытал самый жестокий и беспощадный испытатель — война.
За несколько лет до войны отрабатывалась правительственная программа вооружения флота. Сталин питал слабость к кораблям с большим
Нарком оказался провидцем. Линкоры, заложенные на стапелях в Николаеве, взорвали при отступлении, чтобы они не достались врагу. Громадные средства были пущены на ветер. Черноморский флот остался без линкоров. Балтийский флот успел обзавестись крейсерами — «Киров», «Максим Горький» и «Чапаев».
Вспоминая о работе над новыми боевыми кораблями, А.И. Маслов писал:
«Меня назначили на должность главного конструктора проекта речного крейсера, и я нес всю ответственность за дальнейшую разработку проекта. Эта должность была установлена в судостроении впервые. Поскольку официального положения о правах и обязанностях главного конструктора не существовало, то я был вынужден самостоятельно определить свои обязанности».
Таким увидели ленинградцы крейсер «Максим Горький» на параде, посвященном Дню Военно-морского флота в 1940 году.
Первой заботой конструктора была прочность корабля. Ее можно обеспечить, усилив все узлы, но тогда корабль будет тяжелым и потеряет скорость. Маслов нашел массу конструктивных решений, которые облегчили корабль, но сохранили его прочность.
Вторая забота — непотопляемость. Правила требовали: корабль должен оставаться на плаву при двух затопленных отсеках. «Максиму Горькому» не грозило затопление даже трех отсеков. Но это по расчетам… Не дай бог испытать это на практике, но война есть война, она диктует свои законы.
Для Балтийского флота война началась… в ночь на 19 июня. По секретному приказу наркома ВМФ флоты и флотилии были приведены в готовность № 2: за четыре часа должно быть сформировано боевое ядро флота, пополнен запас топлива и боеприпасов. На исходе дня 21 июня нарком отдал приказ перейти на готовность № 1 и к 00 часам 22 июня быть готовым к боевым действиям.
Балтийский рейд настороженно замер. Командир крейсера «Максим Горький» капитан I ранга Александр Николаевич Петров отбыл к командующему отряда летных сил контр-адмиралу В. Дрозду на крейсер «Киров». Возвратился он быстро. Началось авральное приготовление к походу. Утром все стало ясно — война.
К вечеру 22 июня «Максим Горький» снялся с якоря и в сопровождении эсминцев пошел в Ирбенский пролив для прикрытия кораблей, выполнявших минные постановки.
Прикрытие потребовалось из-за того, что наблюдатели поста военно-морской базы Ханко обнаружили вражеские корабли: крейсер, два эсминца, тральщик и сторожевики. Посчитали, что противник вышел для срыва минных постановок.
Штаб флота оставил без внимания сообщение, посланное с одного из дозорных тральщиков.
Именно к этим минам и двигались корабли, вышедшие перекрыть Ирбенский пролив.
Первым подорвался на магнитной мине эсминец «Гневный». Ему оторвало носовую оконечность корпуса. Вторым стал крейсер «Максим Горький».
Адмирал флота Г.М. Егоров, вспоминая те дни, писал:
«Около полуночи командир отделения радистов доложил на ходовой мостик:
— С крейсера „Максим Горький“ получен сигнал „Урал“!
Все, кто был на мостике, переглянулись с тревогой. Сигнал означал: „имею повреждения“.
Командир дивизиона приказал мне:
— Штурман, нанесите координаты крейсера на карту. Где он?
Я спустился в центральный пост и, вернувшись оттуда, доложил, что крейсер находится севернее острова Хиума (Даго). На лице командира нашей лодки капитан-лейтенанта Дмитрия Клементьвича Ярошевича отразилось недоумение: ведь совсем недавно мы проходили в этом районе, следуя из Рижского залива в Таллин… Вслед за сигналом „Урал“ с крейсера „Максим Горький“ поступили дополнительные сообщения о том, что он атакован подводными лодками. Поскольку наш курс пролегал недалеко от него, командир дивизиона приказал усилить наблюдение и быть готовым к срочному погружению.
Часов в шесть утра сигнальщик доложил:
— На горизонте корабль. Слева тридцать.
Все бинокли были тотчас же обращены в указанном направлении. Действительно, в серой предутренней дымке проглядывались очертания крупного корабля, а рядом еще несколько силуэтов мелких размеров.
— Те, что поменьше, эсминцы, — определил Ярошевич. — Похоже „семерки“ (эскадренные миноносцы седьмого проекта — прим. Г.М. Егорова).
Наш глазастый сигнальщик, старший матрос Бунин, уверенно подсказал:
— Это крейсер „Максим Горький“.
— У „Максима Горького“ другой силуэт, — продолжал сомневаться Ярошевич.
— А у него, товарищ командир, по самую башню нос оторван, — уточнил сигнальщик.
Да, это был крейсер „Максим Горький“».
Траверзная переборка крейсера выдержала нагрузку и сохранила водонепроницаемость. Он тихим ходом дошел до Моонзундского плеса, а затем последовал в Кронштадт.
Специалисты, осмотрев корабль, определили ему трехмесячный ремонт. Рабочие Крондштадского завода внесли поправку — месяц.
Крейсер «Максим Горький» подорвался на мине. Стыковка корпуса крейсера с носовой оконечностью. Июль 1941 года.
19 августа зенитные пушки «Максима Горького» уже вели огонь по самолетам противника.
А в сентябре началась артиллерийская дуэль крейсера с дальнобойными орудиями противника. Как только главный калибр накрыл скопление немецких танков в районе Красного Села, так тут же последовал ответный залп немцев. Один из снарядов попал в трубу, другой угодил в кубрик, а третий разворотил палубу над судовой мастерской. В это время мимо крейсера проходил буксир с баржой, груженой боеприпасами. Снарядом перебило трос и баржа при-дрейфовала к крейсеру. Помощник командира капитан-лейтенант Д. Кутай бросился на баржу и начал тушить загоревшийся брезент и ящики с боеприпасами.