Оружие скальда
Шрифт:
— Его можно привести сюда?
— Ты спрашиваешь у меня? — Сигруна сердито посмотрела на Торварда. — Ты — конунг, ты хозяин в этой усадьбе.
— Поди посмотри сам, — велел Торвард Эйнару. — И приведи его ко мне, если он держится на ногах.
Эгвальд, когда его привели в усадьбу, был бледен, но держался гордо, почти заносчиво. Правая рука его была подвязана, на скуле темнела длинная и глубокая царапина, а серые глаза смотрели со злобным вызовом. Торвард даже не сразу нашел, что сказать своему пленнику. Некоторое время они рассматривали друг друга. Торвард думал, что если кюн-флинна Вальборг и правда, как говорят, похожа на брата, то она
И конунг фьяллей на первый взгляд был весьма далек от того, чтобы торжествовать победу. Эгвальд знал, что его противнику тридцать два года, но на вид показалось больше. Обветренное лицо Торварда выглядело утомленным и недовольным, веки были полуопущены, а под глазами темнели тени, как у больного. На щеках его обозначились глубокие резкие складки. Шрам, тянувшийся через правую щеку вниз к подбородку, казался продолжением рта и придавал лицу Торварда большое сходство с мордой тролля.
— Садись, — сказал Торвард, кивнув Эгвальду на край скамьи. — Теперь у нас есть время поговорить спокойно.
— Мне не о чем с тобой говорить, — отрезал Эгвальд. Он жалел, что остался жив. Он спокойно и с достоинством мог бы взглянуть в глаза Одину, представ перед Отцом Ратей в рядах погибших. Но к пленению он не был готов, и чувство стыда и бессилия наполняло ядом свет и воздух.
— Жаль, — ответил Торвард. Злой задор Эгвальда напомнил ему его самого семнадцать лет назад. Тогда он тоже был пленником человека, с которым ему не о чем было говорить. — А я давно желал встречи с кем-нибудь из вашего рода, особенно с твоим отцом, Хеймиром конунгом.
Эгвальд ответил коротким вопросительным взглядом. По его мнению, встреча между ними была возможна только одна — в битве.
— Наша война родилась раньше тебя и даже раньше меня, — продолжал Торвард. — Меня она уже лишила отца, а Хеймира конунга чуть не лишила сына.
— Твой отец был убит в честном бою, — отчеканил Эгвальд. — Слэтты не колдовали и не накладывали на него боевых оков. Ты доблестно бьешься, когда у противников связаны руки!
Торвард стиснул зубы и с трудом перевел дыхание. Упрек больно ударил его, тем больнее, что возразить было нечего.
Эгвальд отвернулся.
— Не хмурься, — сказал ему Торвард, взяв себя в руки. Он хотел увидеть Эгвальда вовсе не для такого разговора. — Может, все-таки сядешь? У нас сварили хорошее пиво.
Эйстла по его знаку поднесла Эгвальду глиняную чашу с пивом. Тот бросил на нее короткий презрительный взгляд и отвернулся.
— Ему не нравится наше пиво! — насмешливо сказал Эйнар. — У них в Эльвенэсе варят лучше. Как выпьешь — так и потянет на подвиги.
— Чем тебе не нравится наше пиво? — спросил Торвард у пленника, взглядом приказав Эйнару помолчать.
— Плохо же ты обо мне думаешь! — ответил ему Эгвальд. — Если ждешь, что я приму от тебя что-то!
— Значит, даже сейчас ты не хочешь попробовать помириться со мной?
Эгвальд дернул плечом, как будто эта мысль была нелепа и не стоила слов.
— А к тому нашлось бы немало средств…
Торвард не закончил и вопросительно посмотрел на Эгвальда. Но тот даже не полюбопытствовал, какие же это средства.
— Пока я жив, ты, Торвард сын Торбранда, не будешь для меня никем, кроме врага! — твердо и злобно глядя прямо в глаза Торварду, выговорил Эгвальд. — Никем! И никакого мира между нами не может быть! Убей меня, если тебе это не нравится.
Рука Торварда, лежащая на колене, сжалась в кулак. Злобный и решительный взгляд Эгвальда раздосадовал его, и он с трудом сдерживал гнев. После неудачи на Квиттинге он стал переживать любые упреки гораздо больнее, чем стоило бы. Торвард гнал прочь уныние, но зеленые глаза Дагейды сияли перед ним злой насмешкой, а синие глаза Регинлейв разили молнией презрения. Он не сумел достать Дракона Битвы, вынужден был почти бежать от Бергвида Черной Шкуры — что с того, что у него было десять человек, а у орингов — целое войско? А выходит, что побеждать Торвард конунг умеет только с помощью своей матери-колдуньи. И сейчас, глядя в глаза Эгвальду, который был его пленником и презирал его, Торвард решил как можно скорее снова отправиться на Квиттинг. Он будет не он, пока отцовский меч не окажется у него на поясе.
Эгвальд вдруг усмехнулся.
— Тебе это нетрудно! И ничего нового в убийстве ты не найдешь! — продолжал он. — Твои подвиги известны всему свету! О тебе и за морями слагают хвалебные стихи! Не знаешь ли вот таких?
И Эгвальд весело заговорил, глядя прямо в лицо Торварду:
Воин, стрелу проглотивший,дома покоя не знает:колет стрела из брюха,гонит коня из стойла!Торвард разом побледнел, как сухая трава, сердце его от гнева стукнуло где-то возле самого горла, словно хотело выпрыгнуть и броситься на обидчика. А Эгвальд, не смущаясь, смотрел прямо ему в лицо, наслаждаясь действием своих слов, и звонко продолжал:
Славен в морях недаромТорбранда сын отважный!На двадцать мужей во мракес сотней без страха выходит!Если же Черной Шкурыкончик хвоста увидит,отважно домой стремится,прячась за спинами женщин!Опомнившись от изумления, хирдманы закричали, готовые броситься на обидчика, но Торвард резко махнул рукой. А кюна Хёрдис вдруг расхохоталась, словно в жизни не слышала стихов забавнее. Ее звонкий хохот заглушил и голос Эгвальда, и возмущенные крики дружины; он звенел и рассыпался по гриднице, как железный перестук клинков. Никто не понимал причины такого веселья, но всем стало жутко от этого смеха.
— Замечательные стихи! — воскликнула наконец кюна Хёрдис. Все внимание было приковано к ней. — Чем сжимать кулаки, мой сын, ты бы лучше спросил, кто сочинил их!
— Их сочинила Дева-Скальд Ингитора дочь Скельвира хельда из усадьбы Льюнгвэлир! — с мстительным задором ответил Эгвальд. — Ваше колдовство сковало мне руки, но мой язык сковать не удастся!
Торвард махнул рукой, приказывая увести Эгвальда. Сейчас он слишком плохо владел собой и мог натворить бед; зная это за собой, он научился сдерживаться. Гневные и презрительные слова Регинлейв над лежащим без памяти Эгвальдом были живы в его памяти. Его победа была одержана не очень-то честно. И он не хотел заслужить новые упреки Девы Битв.