Оружие юга
Шрифт:
Ли снял шляпу с широкими полями из серого войлока и поклонился с седла Линкольну. "Господин президент," - сказал он таким почтительным тоном, как если бы Линкольн был его собственным избранным лидером.
"Ну, видел?" - прошептал Билли Беддингфилду Коделл.
"Заткнись," - прошипел тот в ответ.
"Генерал Ли," - сказал Линкольн, резко кивнув. Он снова перевел взгляд с командующего конфедератами на солдат армии Северной Вирджинии,. Его губы скривились в выражении, которое Коделл сначала принял за гримасу боли. Затем он понял, что это просто перекошенная улыбка. Линкольн вполоборота махнул рукой
Он был весьма красноречив, когда обращался к солдатам. С Ли, его голос уже казался голосом торговца. Как бы приглашая поторговаться по поводу цены на картофель.
Коделлу сразу не понравилась такая хамелеоновская смена стиля. Но Ли спокойно сказал: "Конечно, господин президент. Я уверен, что один из моих солдат присмотрит за Странником." Только он спешился, как три десятка мужчин рванулись вперед, чтобы удостоиться такой чести. Чернокожий слуга принес кастрюльку с кофе и две чашки на серебряном подносе. "Садитесь, генерал, садитесь", сказал Линкольн.
"Спасибо, господин президент." Роберт Э. Ли уселся на стул, жестом руки предложенный Линкольном. Президент налил кофе своими руками. "Благодарю вас, сэр," снова сказал Ли. Смех Линкольна был переполнен горечью через край. "Огромное количество генералов сидело в этом кресле, генерал Ли, но, признаюсь, вы один из самых вежливых среди них." Все еще стоя, он посмотрел вниз на Ли. "Я думаю, что эта страна была бы гораздо лучше, если бы вы оказались в нем на несколько лет раньше."
"Вы уже оказали мне честь, предложив в свое время командование," - сказал Ли.
– Необходимость отказаться разорвало мое сердце на две части."
"Когда вы отклонили его, вы разорвали Соединенные Штаты на две части," - ответил Линкольн. "На фоне этого, ваше сердце так, мелочь."
"В конце концов, я прежде всего вирджинец, господин президент," - сказал Ли.
"Вы говорите это так хладнокровно, как будто это все объясняет," - сказал Линкольн. Ли посмотрел на него с некоторым удивлением; он думал, что он высказался достаточно ясно. Линкольн продолжал: "Я всегда придерживался мнения, что интересы нескольких штатов должны быть важнее, чем интересы одного из них."
"В этом мы с вами не согласны, сэр," - тихо сказал Ли.
– "Что мы и продемонстрировали."
К облегчению Ли, Линкольн, наконец, сел. Сам довольно высокого роста, Ли не любил когда над ним стояли, а Линкольн был так же высок, как и любой из друзей Андриса Руди. Он протянул свою длинную руку и коснулся колена Ли. "Прежде чем коснуться общих вопросов: вы захватили Вашингтон в данный момент, но сможете ли вы удержать его? Во всем городе солдат Союза больше, чем конфедератов. И сможете ли вы выстоять здесь в осаде? "
Ли улыбнулся, любуясь наглостью Линкольна. "Полагаю, у меня есть все шансы на это, господин президент. Только склады говядины и бойни у монумента Вашингтону могут прокормить мою армию в течение длительного времени времени, а это далеко не единственный источник питания в городе. Мы, сэр, добравшись сюда, почувствовали, что прибыли, наконец, в землю, где течет молоко и мед. До этого мы обходились гораздо меньшим".
"Да, вы можете найти молоко и мед здесь, я думаю, хотя вам нужно будет присматривать
"У нас есть достаточный запас," - сказал Ли, более спокойно, чем он себя на самом деле чувствовал. Этого одного резкого вопроса было достаточно, чтобы развеять все сомнения по поводу аналитических способности Линкольна. Этот человек понимал, что нужно для войны. Ли подумал, что армии Северной Вирджинии будет достаточно боеприпасов лишь для еще одного большого боя. Предыдущий они провели так, как пьяный матрос выбрасывает деньги после шести месяцев в море.
Глаза Линкольна были откровенно скучными. Он вспомнил, что федеральный президент был адвокатом, прежде чем занялся политикой. Он практиковался в вскрывании той лжи, что скрывается за маской порядочности. Ли сказал: "Позвольте мне спросить вас кое-что, в свою очередь, господин президент, если можно. Готовы ли вы к уничтожению Вашингтона? Нам придется это сделать, если мы погрязнем здесь в обороне. Поддержат ли ваши соотечественники вас в таком действии, особенно в то время, когда Конфедерация добивается успеха против других федеральных сил, как и против армии Потомака?"
"Мои соотечественники избрали меня собрать Союз вместе, генерал Ли, и я обязан сделать все необходимое для этого, пока есть какая-то надежда на успех в этой войне," - сказал Линкольн. Ли почувствовал легкий холодок, так и сквозящий от этого большого человека, сидящего в кресле с бархатной обивкой. Здесь даже больше, чем с генералом Грантом, он, наконец, столкнулся с убежденностью северного человека в своей цели, противостоящей лично ему и президенту Дэвису. Линкольн продолжал: "Если единственная надежда на спасение Союза, это превратить этот город в погребальный костер, а затем самому зайти на него - я сделаю это, и пусть избиратели в ноябре на выборах решают, правильно или неправильно я поступил."
Если он блефует, Ли был бы рад никогда не встречаться с ним за покерным столом. И все же игра, в которую они играли теперь, была покером огромного масштаба, с судьбой двух народов качестве ставки. На этот раз, однако, Ли знал, у кого были тузы. Он приподнял голову и, достав телеграмму из кармана, протянул ее Линкольну. "Господин президент, вы говорите, что будете боротся так долго, пока вы чувствуете, что вы можете выиграть войну. Вот сообщение, что я получил сегодня утром, оно может пролить свет на ваши шансы сделать это."
Чтобы прочитать телеграмму, Линкольн воспользовался очками в золотой оправе, как поступал и сам Ли. Это было неудивительно; у лидеров двух стран было всего два года разницы в возрасте, и зрение человека обычно к этому возрасту ухудшалось, независимо от того, родился ли он в особняке или бревенчатом домике.
Федеральный президент взглянул сверх оправы очков на Ли. "Этот документ является подлинным, - он подчеркнул тоном это слово - генерал?"
"Отвечаю своей честью, господин президент." Ли и не думал предлагать Линкольну ложную телеграмму. Если бы это пришло ему в голову, хитрость была бы, конечно, хороша. Но Линкольн был более готов противостоять обману, чем кто-любой другой.