Осада Чигирина
Шрифт:
* Elbette lordum – турецкий язык. Конечно, мой господин.
Первая часть.
«Верхний город» в Чигирине занимал царский гарнизон. В «Нижнем городе» располагались казаки гетмана Самойловича. Воеводой Чигирина был назначен иноземный генерал-майор Афанасий Фёдорович Трауэрнихт. Вместе с его назначением в город прибыло более двух тысяч стрельцов.
Под командованием полковника Коровченко находилось шестьсот казаков, Чигиринского полка, и сердюков полторы тысячи. Полтавского полка пятьсот казаков, левобережных
Городская артиллерия насчитывала пятьдесят девять пушек, в «верхнем городе», из которых исправных была двадцать одна. Ещё имелись четыре гранатных пушки, и мортира. Четыре пушки стояли в городе.
В стрелецких приказах присутствовала двадцать одна двухфунтовая пищаль. Запас ядер был явно недостаточным, для длительной обороны. Зато продуктов, пороха, имелось в избытке.
Перед защитниками Чигирина стояла не простая задача. Задержать, и не впустить в город турецкие войска, до подхода армии Ромодановского.
В начале августа к старому валу была предпринята попытка первой вылазки осаждённых. Трауэрнихт направил девятьсот стрельцов, и более тысячи казаков из «Нижнего города». Ранним утром завязался кровопролитный бой, на валу, с турками, и до вечера не утихал. Казакам и стрельцам неимоверными усилиями удалось откинуть турок назад, и вечером вернуться в крепость. При этом потери казались не большими. Стрельцы смогли унести раненых и убитых, за стены города, при этом казаки успешно прикрывали отход.
Через два дня турки открыли шанцы и в пятидесяти саженях от городских стен установили две батареи, и направили в крепость парламентариев, с требованием сдаться. Получив отказ, турки открыли огонь, и за день плотной, не прекращающейся пальбы по «верхнему городу» и Спасской башне, разнесли часть городских стен. И на следующий день, передвинули свои шанцы на десять саженей к городу, и разбили Дорошенковскую башню, которую обороняли стрельцы. Защитники были вынуждены снять орудия с башни, и поставить их на новые позиции.
Затем турки снова продвинулись на десять саженей, и атаковали башню «Козий рог», подавляя городскую артиллерию, и пробив стену в нескольких местах. Копая траншеи, янычары остановились в двадцати саженях от городских стен, и в упор расстреливали город. Стрельцы, проявляя неимоверную храбрость, выбирались из укрытий и забрасывали турок ручными гранатами, при этом им удалось захватить ближнюю к городской стене траншею.
Отброшенный противник, не собирался отступать. Чтобы укрепиться, по приказу Трауэрнихта, солдаты и стрельцы, усиливая укрепления, насыпали новый вал из песка, позади городской стены, и там установили орудия.
В комендантском доме, в крепости, больверк*, на ночь расположилось чуть больше сотни казаков. Многие из них пришли по своей воле, когда узнали, какая беда надвигается на отечество. Оставили свои дома, семьи, детей. Ефим Стародубцев, молодой парень, двадцати пяти
Вечером казаки укладывались спать, и троих человек послали на городские стены, в дозор. Старший из казаков, прославленный запорожец Иван Подопригора, выбирая казаков, обучал их как себя вести, в случае внезапного нападения турок.
– Значит так, хлопцы, не спать, глядеть в оба. Ефим, ты как самый смышлёный, отвечаешь головой. Понял?
– Как не понять, батько. Не в первой в дозоре стоять.
Ефим улыбнулся, обнажая зубы, и поправляя на боку саблю.
– И где ж ты в дозоре стоял? Просвети, умник. Небось, в поле, когда коров выгонял? Или за девками на реке подглядывал?
Среди казаков поднялся шум и смех. Многие открыто насмехались над молодым казаком, подначивая молодца.
– А ну цить, ироды, окаянные. Вам только волю дай, заклюёте как вороны, не пожалеете. Не зря говорят, язык без костей. Молодой хлопец, но толковый. Если выживем, заберу его на Сечь. Нам такие хлопцы ко двору. Игнат, пригляди за парнем. Мало ли чего.
Игнат Самойлов, невысокого роста, с пышными усами, и бородой, толкнул вбок Ефима, и подмигнул. Под покровом ночи троица вышла из крепости и направилась к лестницам. Ефим был угрюмым и молчаливым. Когда поднялись к бойницам, он выглянул наружу и от удивления ахнул. Всё поле перед городскими воротами светилось огнями. Турецким кострам не было видно ни конца, ни края. Сменив дозорных, Ефим уселся на постеленный кожух, и потёр глаза.
– Дядько Игнат, расскажи про атамана. Правда, что ты с ним много лет знаком, и вырос в одном селе?
– Так и есть, Ефимушка. В селе Мерефа, на Слобожанщине родился наш прославленный атаман Иван Сирко. Знаешь, как турки окрестили его? «Урус-шайтан». Вот оно значит, как, Ефимушка. «Русский чёрт», не иначе. Много он татарской кровушки пролил, защищая народ и землю.
– Люди говорят, дядько Игнат, что живёт Сирко двести десять лет. Брешут?
– Кто знает, может и так. Когда родился атаман, дьяк, отказался его крестить.
– Это ещё почему?
– Мальчик родился с зубами, и как только дьяк увидел, мальца, чуть дёру не дал из хаты. На руки младенца взять отказался, стоя у двери перекрестил, и сбежал. Так старики говорят, что если ребёнок родится с зубами, значит, вырастет убийцей. Понимаешь?
– Угу, страшно, ей Богу.
– Ефим, ты ещё по настоящему пороху не нюхал, а уже боишься. Запорожцы идут в огонь и в воду, и смерти плюют в лицо.
– Не боюсь, дядько Игнат, вот тебе крест.
И Ефим несколько раз перекрестился, и плюнул в сторону турок.
– Ладно, завтра поглядим, какой ты смельчак. Сходи каши принеси, та сядем, с хлебцем поедим.
Ефим пошёл к стрельцам, и наполнил три тарелки кулешом, с салом, и быстро вернулся. Игнат вытащил ложки и две горбушки хлеба. Разделил на троих, и они дружно принялись за еду.