Осада Чигирина
Шрифт:
– Эх, чарочки не хватает, – пробубнил старый казак Игнат.
– В походе нельзя, или забыл? – буркнул Прохор, и набычился.
– Не забыл, чего уж там по горилке горевать. Как победу одержим, над нехристями, так и поставлю вам хлопцы бочку горилки. И будем до утра пить, гулять, долю казацкую прославлять.
– Эка ты шустрый, Игнат. Глянь вниз, сколько басурманов поналезло. Как саранчи. Туго нам придётся, ох как туго.
– Не каркай раньше времени. Тоже мне, казак.
Ефим быстро справился с кашей, и, облизывая ложку сверлил глазами Игната. Тот не выдержал и спросил: ну чего тебе, паря?
– Дядько, давай дальше, рассказывай, про Сирко.
Игнат отложил тарелку и вытер жирные губы краюхой хлеба. Затем понюхал её, и с удовольствием отправил в рот.
– Не
Ефим пожал плечами и почесал длинный чуб.
– В лесу нашли Ивана, да не одного, с волчонком. Маленьким. Щенком. Сидел он возле дерева и с ним игрался. А в метрах десяти от него лежала мёртвая волчица. Огромная. Люди испугались, давай голосить, шум поднимать. Отец Ивана подошёл к сыну и взял на руки. Иван молчал, и казалось, что совсем не напуган. Люди успокоились, возвращались в деревню, а волчонок бежал следом. Так и остался он у Ивана, на много лет. Что потом с ним стало, не знаю. Может, сбежал к своим, в лес. Прошло несколько лет, и Иван рассказал о том, как он ночью в лесу потерялся. И кто-то толкнул его в спину. Он упал, оглянулся, и увидел, что огромная волчица вот-вот набросится на него и разорвёт в клочья. Мальчик не испугался и, когда волчица налетела, крепко обхватил за шею. И так и держал, не отпускал, пока не задушил. Мёртвую волчицу и нашли крестьяне.
– Вот так история, ничего не скажешь, – прошептал Ефим, и посмотрел на звёздное небо.
– Хочешь, верь, хочешь, нет, но не выдумка. Потому, что я сам, мальцом, видел волчицу, и даже трогал за густую шерсть. Потом Иван перебрался через Днепровские пороги. Как он это сделал, ума не приложу. Там тринадцать порогов, и даже дородным, сильным казакам, не под силу их преодолеть, но Иван смог, и попал на остров Хортица. Там его приютили и воспитывали волхвы. Учили военным хитростям и премудростям. Не один год. Говорят, что до этого случая, они были в нашем селе, и Иван сам к ним напросился. Вот и поставили волхвы перед хлопцем задачу, пройти одному, без посторонней помощи через пороги. И когда волхвы увидели Ивана на Хортице, сами очень удивились. За это не знаю, правда, или нет. У Ивана не спрашивал, да и не такой он человек, чтобы болтать лишнее.
Прохор захрапел, да так, что было за версту слышно. Игнат усмехнулся и что есть мочи толкнул кулаком лежебоку.
– Прохор, ты своим храпом всех турков разгонишь. Нам не достанется. Хватит спать, смотри в оба.
Недовольный Прохор потёр ладонями лицо, и взял флягу с водой. Промочил горло и дал Ефиму.
– Ух, и каша, хлопцы. Так и морит в сон. Бры-ы-ы.
Игнат тяжело вздохнул и пригладил усы. Ефим высунул голову наружу, и посмотрел вниз. Игнат схватил его, за рукава и потянул назад.
– Эка твоя дурья башка. Ты совсем разум потерял? Сейчас турок стрелу наладит, и выпустит. И прощайся с жизнью. Сиди сбоку, и не высовывай башки.
– Дядько Игнат!
– Чего тебе?
– Так брешут или нет, что Сирко двести лет живёт?
– Не, Прохор, ну ты погляди на этого парубка. Где ты видел такое? Чтобы человек двести лет жил? Брехня. Казацкие байки. Я сам слыхал, что когда приходит час смерти, атамана, то зовёт он к себе своего помощника. Джуру. И выдаёт тому три небольшие фляжки, с разными травами. И как умирает атаман, Джура закапывает его в могилу, и через три дня откапывает гроб. После поливает тело атамана из первой фляжки. Сирко начинает дышать. Затем Джура поливает из второй фляжки. Атаман открывает глаза и внимательно смотрит вокруг. И после третьей фляжки, Сирко встаёт, и начинает двигаться и говорить. Третий раз, когда смерть пришла за Сирко, он приказал Джуре сжечь себя, и пепел развеять по ветру. Но перед тем как сжечь, Джура должен был отрубить атаману правую руку, и казаки, после этого обязаны были три года носить в походах руку атамана Сирко, и только потом положить в могилу.
– Так ты
– Верю или нет, не в том суть. Под командованием Сирко, казаки не проиграли ни одного сражения. Заговорённый он. Большого ума человек. И души. Придёт время, дай Бог, сам увидишь.
Больверк – внутри крепости укрепление, для обстрела прилегающей по кругу территории.
* * *
В конце июля передовой отряд крымских татар оказался в окрестностях Чигирина, уничтожая на своём пути деревни и мелкие, разрозненные отряды казаков и взявшихся за оружие крестьян. Основные силы, во главе с Ибрагимом, прибыли десятого августа, и разбили лагерь в одной версте от города. Орда заняла пустынные равнины, дороги, пролески, и десятки тысяч янычарских шатров, взмыли в небо цветными бунчуками. На следующий день, на рассвете начался обстрел города, с пушек, и раскалённые ядра, оставляя кровавые следы в небе, летели в стены города, взрывая и поджигая всё, что могло гореть. Небо было затянуто чёрным, едким дымом, сквозь которое едва пробивалось огненно-красное солнце. Горячий смрад, и огонь, поедал своими языками тела убитых и раненых защитников города.
Из замка, с Каменной горы, в ответ, по приказу полковника Гордона, сорок пушек открыли огонь, посылая ядра и бомбы на головы турок. Вспыхивали шатры, падали лошади, кричали раненные, посылая проклятия в адрес защитников. Пушкари не жалея пороха, набивали пушки, и весь день не прекращали огонь.
Бюлюк-паша Закир, получил приказ, со своим отрядом пробраться к стенам города и заложить взрывчатку. Татары незаметно прокрались к сторожевой башне Крымских ворот, и стали рыть подкоп. К обеду всё было готово, и огромный взрыв, проделал широкую брешь в стене. Куда тут же ринулись янычары, подгоняемые своими командирами. С перекошенными от ярости лицами, поднимая знамёна, татары рвались в город, размахивая саблями, добивая раненных, и толпой наваливаясь на отбивающихся казаков и стрельцов.
Второй мощный взрыв разрушил Нижний город, и разлетелась часть стены на берегу Тясмина. В огромную брешь хлынули отряды Каплан-паши. Комендант Ржевский, завидя как турки ринулись в пролом, бросился с небольшой горсткой бойцов, чтобы отбить нападение. Перед отрядом разорвалась бомба, и осколок ударил в лицо Ржевского. Тот вскрикнул и упал замертво на землю.
Ефим Стародубцев с казаками с самого утра помогал подносить к пушкам порох и ядра. Люди суетились и готовились отбивать нападение турок. Кто-то торопливо завтракал, кто-то чистил оружие, бросал, и тут же бежал на помощь пушкарям. Полковник Гордон внимательно смотрел на солдат и одобряюще кивал головой. Отдавая распоряжения, он лично проверял каждую позицию, и, не боясь попасть под шальную пулю, поднимался на стены, не сгибая перед врагом спину. Белый шарф полковника гордо развевался на ветру и представлял хорошую мишень для неприятеля. Но это не смущало отважного защитника. Высокого роста, с длинным рыжим чубом, он где-то в бою потерял свою шапку, и нет-нет поправлял на голове волосы. Вся одежда полковника была грязной, и разорванной, после вчерашнего боя. Сбоку болталась длинная шпага и билась о высокие сапоги. Внешне спокойный и добродушный полковник заметил молодого казака Ефима и позвал к себе. Ефим только откатил бочку с порохом, и присел на камень передохнуть.
– Устал, казак? – спросил Гордон, дружелюбно подмигивая парню.
– Никак нет, пан полковник. С утра уже жарко, только и всего.
– То ли ещё будет. Турки поклялись стереть Чигирин с лица земли. Продержимся, как думаешь?
– Будем насмерть стоять, пан полковник.
Ефим вытянулся и расправил широкие плечи.
– Отправляйся на склад, узнай, всё ли там спокойно. И потом найдёшь меня, доложишь. Не задерживайся.
Казак кивнул и побежал в другую часть города, минуя забитые до отказа всяким хламом улицы и проулки. Местные жители выносили из своих домов вещи, нехитрую мебель, и несли к крепости. Детвора не успевшая покинуть город, галдела, и не могла поделить огромный казан, для разогрева смолы. Ефим проскочил мимо них, и выбежал к замку. Там в подвале хранился порох, ядра и мушкеты. Двое стрельцов схватили Ефима, когда тот пытался проскочить мимо них.