Осада Шарпа
Шрифт:
— О, боже! — Крикнул Харпер и дернулся, — лучше убейте меня!
— Что за речь, сержант? — Фредриксон старался не смеяться как остальные стрелки, скалящиеся со злорадным интересом.
Шарп перевернул щипцы. Зажимы щипцов, слегка изношенные и ржавые, были зазубрены для лучшего захвата. Это был удобный инструмент и без сомнения, просто идеально подходил для выдирания зубов из искалеченных трупов, но будет ли он также удобен и для хирургической операции, Шарп сказать не мог.
— Это не больнее, чем родить, Харпер, — и Изабелла бы со мной согласилась.
— Женщины
— Не хватайте клык слишком сильно, — подсказывал Фредриксон, или вы сломаете его, сэр. — Вытаскивать корень сломавшегося зуба — дьявольская работа. Я видел, как это случилось с Джоком Каллавеем перед штурмом Саламанки, он после этого не мог сражаться. — Вы помните Джока, сэр?
— Шестьдесят первый полк? — спросил Шарп.
— Умер от лихорадки в следующую зиму, бедняга. — Фредриксон наклонился вперед, чтобы внимательнее видеть происходящее.
Слово «лихорадка» прозвучало для Шарпа как похоронный звон, но сейчас не было времени для таких мыслей.
— Открой рот, сержант.
— А вы будете аккуратны? — голос Харпера был угрюмым.
— Я буду аккуратен, как новорожденный ягненок. А теперь отрывай свою чертову пасть.
Огромный рот с пожелтевшими зубами открылся. Взгляд ирландца был настороженным, а когда Шарп поднес щипцы ближе, изо рта издался слабый стон.
Медленно, очень медленно, делая все, чтобы не причинить боль, Шарп взялся клещами за ту часть зуба, которая не была скрыта под воспаленной десной.
— Не так больно, верно? — успокаивающе сказал он. Он посильнее сжал рукоятку, но не слишком сильно, и почувствовал как сержант содрогнулся. — Готов?
Шарп надавил вверх. Он чувствовал дыхание Харпера и его страх, и сочувствовал ему. Шарпу как-то раз выдирали зуб в Индии, и он помнил боль также ясно, как и все раны, полученные в боях. Он надавил сильнее. Зуб не шевелился, хотя сам Харпер трясся так, будто сопротивлялся давлению Шарпа.
— Сильнее, — прошептал Фредриксон.
Шарп надавил сильнее, стальные захваты соскользнули с зуба и задели воспаленную десну, щипцы выскочили изо рта, а Харпер с ревом свалился на бок. — Господь и святые угодники! О, Боже! — Сержант закрыл рот руками, сквозь которые сочилась кровь. — О, небеса! — во весь голос кричал он от боли.
— Они соскочили, — извиняясь, сказал Шарп.
— Да я чуть не сдох! — Харпер отхлебнул еще бренди и выплюнул на землю напиток, смешанный с кровью. — Иисус!
— Может я попробую! — предложил Фредриксон. Лейтенант Минвер улыбнулся, как впрочем и все его люди вокруг.
— К черту всех офицеров! Всех! — Харпер просто горел яростью. — Чертовы ублюдочные убийцы! — Он схватил щипцы, открыл рот, ткнул в зуб пальцем и вздрогнул от боли.
Шарп отошел назад. Стрелки больше не смеялись, наблюдая, как огромный ирландец схватил щипцами свой собственный зуб. Ладонь сжалась, и голубые глаза Харпера раскрылись еще шире. Он надавил, и Шарп четко услышал хруст, затем щипцы повернулись влево, вправо, Харпер стонал; раздался звук, с которым кость трется о металл.
Шарп не дышал. Никто не шевелился. В этот
Рука ирландца дрожала. Капля крови повисла на его губе, затем другая, и вдруг с потоком крови и гноя, зуб вылетел изо рта. На нем висели клочки десны, а кровь, яркая красная кровь, ручейком полилась на грудь Харпера и от нее в холодном воздухе шел пар.
— Положите его на телегу, — приказал Шарп.
— О, небо! — У Харпера от боли выступили слезы. Он стоял со страшным видом, кашляя кровью. Он рыдал, но не от слабости, а от ярости и боли. Он был покрыт кровью, кашлял кровью, все лицо и грудь были залиты кровью.
— Вы не можете идти, — сказал Фредриксон Шарпу, имея ввиду то, что было бы глупо рисковать сразу двумя старшими офицерами.
Но Шарп проигнорировал мудрый совет.
— Лейтенант Минвер. Когда ворота откроются, атакуйте. Сабли наголо!
— Сэр. — Лейтенант, худой темноволосый мужчина, нервно улыбнулся. Харпер, дрожа, лег в телегу.
— Стойте с вашими людьми на песчаной кромке, — сказал Шарп, снимая свой ранец, офицерский пояс, ремень, куртку стрелка и кивер. Фредриксон сделал то же самое. — Сержант Росснер? Возьмите это.
— Сэр!
Семиствольное ружье Харпера, заряженное и готовое к бою, положили рядом с окровавленной правой рукой Харпера. Винтовка лежала с левой стороны телеги рядом с палашом Шарпа, вынутым из ножен. Шарп хотел произвести впечатление трех человек, несущих жертву неожиданной засады на дороге. Успех зависел от того, будет ли французская стража смотреть на окровавленного Патрика Харпера.
Харпер, лежа на спине, мог захлебнуться собственной кровью. Он сплюнул один ошметок, затем другой, и еще раз. — Плюй на грудь! Не трать кровь напрасно! — сказал Шарп. Харпер что-то гневно промычал, но выплюнул полный рот крови прямо на живот. Шарп взялся за одну ручку телеги, Фредриксон за другую, и Шарп кивнул. — Поехали.
Стрельба на форте прекратилась, и это означало, что фрегат либо ушел из-под обстрела, либо затонул. Со стороны засады не доносилось никаких звуков.
Телега нещадно скрипела на разбитой дороге мимо тощих ольховых деревьев к форту Тест-де-Бюш. Далеко за домами и дюнами Шарп углядел что-то белое: должно быть, марсели фрегата, затем услыхал раскат грома, увидел клуб дыма и понял, что капитан Грант снова открыл огонь. Капитан Грант выполнял свой долг. Ценой судна и команды он удерживал огонь форта на себе и то, что орудия форта открыли ответный огонь, говорило об успехе капитана.
Скрип оси телеги мог бы поднять мертвого, телега подпрыгивала на неровной дороге, а Харпер мычал в такт. Его правая рука, залитая кровью, нащупывала свое семиствольное ружье и Шарп, видя эти движения, понял, что ирландец приходит в себя. — Отлично, сержант!
— Я не хотел нагрубить вам, сэр? — Харпер поперхнулся кровью при этих словах.
— Но все-таки нагрубил, — Фредриксон с готовностью ответил за Шарпа. — Как был бы любой на твоем месте. А теперь заткнись. Предполагается, что ты при смерти.